Персы краткое содержание по главам. IV.4

Особенности первого периода творчества Эсхила (трагедия "Персы")

Краткая биография Эсхила:

Эсхил родился ок.525г.до н.э. в Элевсине близ Афин. Происходил из знатного рода. Эсхил сражался с персами при Марафоне, при Саламине и при Платеях. Рано начал писать драматические произведения, оставил после себя 90 пьес. Тринадцать раз побеждал в драматических состязаниях. Из Афин Эсхил на некоторое время выезжал в Сицилию по приглашению тирана Гиерона, и там при дворе в Сиракузах была поставлена его трагедия "Персы". Умер Эсхил в 456г. в городе Геле на Сицилии. Из всех произведений Эсхила сохранилось только 7: "Персы", "Семеро против Фив", "Орестия" (состоит из трагедий "Агамемнон", "Хоэфоры" и "Эвмениды"), "Просительницы", "Семеро против Фив", "Прометей прикованный", "Умоляющие". Эсхил является основоположником греческой трагедии, он впервые ввел в действие второго актера, поэтому его зачастую называют "отцом трагедии".

Краткое содержание трагедии Эсхила "Персы" (полный текст на http://www.lib.ru/POEEAST/ESHIL/eshil_persi.txt

Дейтвующие лица: Хор персидских старейшин. Атосса. Гонец. Тень Дария. Ксеркс.

конецформыначалоформыПлощадь перед дворцом в Сузах. Видна гробница Дария. Хор персидских старейшин поет об уходе всего персидского войска в Элладу. Царь Ксеркс призывает старейшин беречь персидскую землю в его отсутствие. Старейшины сомневаются в победе персов. Плачет жена Ксеркса, от царя нет никаких вестей. В поход отправились и пехотинцы, и конная армия. Их ведут 4 военачальника-царя: Амистр, Артафрен, Мегабат (ну почти что мегабайт -) и Астасп. Хор описывает всех храбрых воинов, отправившихся в битву против греков, говорят об их храбрости, меткости и т.д. Против Греции выступили также цари Мемфиса, Фив, Лидии, Сард, Тмола, Вавилона. Старцы говорят, что "вся Азия по зову царя взялась за оружие", но "мощь и красу Персидской земли война унесла". Вся Персия скорбит в их отсутствие. Тем временем персы прибывают в Грецию, устанавливают мост через пролив Геллы. Злобный Ксеркс гонит свое войско по морю и по суше. Ксеркс "глядит иссиня-черным взглядом хищного дракона", он яростно нападает на греков, его ничто не останавливает. Хор говорит о том, что персам боги и судьба заповедовали воевать и захватывать города. Старейшины боятся, что Ксеркс потеряет свое войско, Сузы опустеют, в народе начнется паника.

Предводитель хора призывает старейшин собраться. Они гадают, вернутся ли персы с победой или с поражением. Появаляется Атосса "как сиянье очей божества", мать Ксеркса. Атоссу гложет тревога, она боится, что ее тупой сыночек растерял по дороге все награбленное золото и вернется ни с чем. Говорит, что типа деньги это, конечно, не главное, но без денег жить - тоже не дело. Говорит прямо, что "сын мой, войско снарядив, отправился опустошать и грабить Ионийский край". Атосса рассказывает старейшинам о своем последнем сне. Ей привидились две женщины: одна в персидском платье, на другой - дорийский убор, обе неземной красоты. Одной жребий назначил жить в Элладе, другой - "в варварской стране" (так Атосса называет свою Персию). Ей снится, что эти две женщины поссорились, а ее сын впряг их обеих в колесницу и надел ярмо на шею. Одна из женщин, радуясь сбруе, послушно взяла удила, другая же - разорвала руками и сбросила с себя вожжи, сломала пополам ярмо. Ксеркс падает на колени, а над ним стоит, скорбя, его отец Дарий.Увидав отца, сын начинает неистово рвать на себе одежду и посыпать голову пеплом. Атосса проснулась и пошла к алтарю приносить жертву. У алтаря она видит ястреба, пожирающего орла. Старейшины призывают Атоссу молиться и приносить жертвы, чтоб явилась к ней тень ее умершего супруга Дария, отца Ксеркса. Атосса спрашивает старцев, где находятся Афины, и те говорят, что "далеко в стране заката, там, где меркнет Солнца бог". Она не понимает, зачем ее сыну нападать на Грецию, старцы же растолковывают, что тогда бы Ксеркс стал царем всей огромной Эллады. Атосса спрашивает о войске, об оружии, о предводителях греков. Старцы говорят, что греческое войско никому не служит, никому не подвластно, над ними нет единого господина.

Появляется гонец. Говорит, что войско "варваров" (персов) погибло все". Все плачут. Клянут Афины и греков. Гонец перечисляет всех погибших полководцев. Вестник в поражении персов на море винит богов, ведь у Ксеркса в распоряжении было 1207 судов, а у греков только 300. Рассказывает, как к Ксерксу пришел греческий лазутчик и доложил, что греки отступают. Ксеркс, конечно, приказал напасть на греков с наступлением темноты. Однако греки не отступили, они поют торжественную песнь и с "беззаветным мужеством" идут "в бой за свободу родины". Превосходство персов обернулось им самим совсем не в пользу: греки окружили персидские корабли, которые в тесноте таранили друг друга. Оставшиеся в живых персы укрываются на маленьком островке возле Саламина. Их опять окружают греки и убивают. Оставшаяся часть войска бредет по греческим землям, мучаясь от голода и жажды, многие погибают, провалившись под лед при переходе реки Стримон.

Атосса уходит молиться. Старцы обращаются к Зевсу, клянут его за гибель персидского войска. Они понимают, что Персия после такого поражения не сможет уже управлять всей Азией.

Атосса приносит жертвы и призывает тень своего мужа Дария. Атосса рассказывает Дарию о всех тех бедах, которые сотворил их неразумный сыночек. Дарий говорит о "божьей заповеди" по которой Европа принадлежит Греции, а Азия - Персии. Дарий заповедует персам не ходить больше на войну к грекам, ибо с ними сама их земля греческая.Он предрекает, что вернется лишь Ксеркс.

Хор прославляет Дария, рассказывает о всех его победах. Появляется Ксеркс в лохмотьях. Все плачут, скорбят, много раз повторяют "горе мне, горе!" Приходят в выводу, что греческий народ храбр. Все плачут, рвут на себе одежду, посыпают голову пеплом. Занавес закрывается.

Основной ответ:

Время жизни Эсхила (525-456гг. до н.э.) совпадает с важным периодом в истории Афин и всей Греции. В течение VIв. оформляется и утверждается рабовладельческий строй в греческих городах-государствах (полисах), развиваются ремесла и торговля. Постепенно утверждается рабовладельческая демократия . В VIв. до н.э. в Азии образовывается могуественная персидская держава , которая, расширяя свои пределы,захватила греческие города в Малой Азии. Персидский царь Дарий нападает на материковую Грецию , однако греческое войско одерживает значительную победу над персами в 490г. в сражении близ Марафона. Классовые противоречия и внутренняя борьба в греческих городах привели к тому, что при нашествии персов часть греческих государств, например, Фивы и Дельфы, подчинились врагу, большинство же героически сопротивлялось и отразило нашествие, одержав победы при Фермопилах, Артемисии и Саламине в 480г., при Платеях и при Микале в 479г. Патриотический подъем во время борьбы за отечество и свободу создавал особое настроение, заставляя усиленно работать воображения, так что все воспоминания об этих событиях насыщены пафосом героики, рассказами о чудесных подвигах.В 472г. до н.э. Эсхил пишет трагедию "Персы", которая посвящена прославлению победы при Саламине . Она производила большое впечатление на зрителей, большинство которых было участниками битвы. Отдельные слова и образы этой трагедии рассчитаны на то, чтобы воздействовать на впечатлительность зрителей и возбудить в них патриотические чувства. Эсхил был не только свидетелем, но и активным участником этих знаменитых событий. Поэтому вполне понятно, что все его миросозерцание и поэтический пафос определялись переживаемыми событиями.

Самая ранняя из сохранившихся трагедий Эсхила "Умоляющие", по форме близка к лирической хоровой кантате. 50 дочерей царя Даная вместе с отцом прибыли в город Аргос, гонимые страхом перед преследующими их сыновьями Египта (имеется ввиде не страна, а имя), брата Даная. В Аргосе они ищут спасения у царя Пеласга. В "Илиаде" все решения людей были подсказаны богами, в "Одиссее" помимо божественного вмешательства проявляются некоторые самостоятельные действия героев, но нигде до Эсхила нет ни свободного выбора, ни борьбы за принятое решение. Эсхил впервые изображает действия людей как следствия из собственного выбора.

В 472г. Эсхил выступил с тетралогией, в которую входила трагедия "Персы", посвященная столкновению Эллады с Персией и, в частности, изображающая разгром персов в морском сражении на острове Саламине в 480г. Реальные исторические события , свидетелем и участником которых был сам Эсхил, отражены в драме в мифологическом плане . Поражением персов поэт объясняет божественным возмездием за властолюбие и безмерную гордость персидского царя Ксеркса. Эсхил считает, что боги предоставили людям свободу выбора , но установили им меру допустимого. Однако люди забыли об этом и поэтому боги посылают им как предостережение Атэ, который повергает людей в безумие. Ксеркс выступил против установленного порядка: он повел персов на Грецию. Для осуществления правосудия боги выбрали греков и определили Саламин стать первым местом возмездия. Трагедия изображает состояние Персии непосредственно после поражения Ксеркса у Саламина. Эсхил перенес события драмы в столицу врагов, город Сузы . Этот прием позволил ему и далее усилить драматизацию действия . Старые персидские старейшины выполняют роль хора. Матери Ксеркса Атосса снится странный сон, и она вызывает заклинаниями тень покойного мужа, который предвещает ей поражение персов, посланное богами в наказание за дерзость Ксеркса. Об архаической манере автора свидетельствует нагромождение имен, непривычных для греческого слуха, бесконечные перечисления государств, городов и вождей. Новым оказывается чувство страха, напряженного ожидания, которыми проникнуты реплики царицы и корифея хора. Наконец, в разорванной одежде, измученный долгой дорогой, появляется Ксеркс и горько оплакивает свое несчастье.

За исключением отдельных и незначительных неточностей,"Персы" дают правильную картину состояния обеих борющихся сторон и в значительной мере являются первоисточником для истории этого периода Греции. Однако Эсхил не бесстрастный созерцатель этих событий. Прежде всего, в трагедии виден горячий патриотизм автора . Этот патриотизм оправдывается у Эсхила особой философией истории, по которой самой судьбой и богом персам предназначено владычество в Азии, а грекам - в Европе. Персы не имели никакого права переступать пределы Азии, а т.к. они переступили, то это было их трагической дерзостью, а греки защищали свою самостоятельность, благодаря своему мудрому "благомыслию".

Противопоставление Греции и Персии усугубляется у Эсхила еще и противопоставлением свободного народа, свободно строящего свою судьбу, и восточного народа, поклоняющегося своему деспоту и раболепно выполяющего его волю, любые его приказы. Эсхил не ограничивается общепатриотическими идеями. В борьбе двух военачальников - Фемистокла (выступающего за сражение на море) и Аристида (за сражение на суше), Эсхил поддерживал Аристида. Этим объясняется факт выдвижения у него на первый план сухопутной операции на Пситталее под предводительством Аристида.

Вся эта философско-историческая, политическая и патриотическая концепция завершается также и религиозно-моральной концепцией, по которой Ксеркс, помимо всего прочего, оказывается еще и разрушителем греческих храмов, глумящимся над греческими богами и героями, не признающим ничего святого.

Мифологическое восприятие событий не помешало Эсхилу правильно определитьсоотношение сил в вопросе личного поведения человека и объективной необходимости , не заслонило от него подлинного смысла всей политической ситуации. В мощи персов, поддерживаемой только страхом и насилием, Эсхил противопоставляет ту силу греков, в основе которой лежит осознанное стремление к свободе . Персидские старейшины так характеризуют смертных: "Не рабы они у смертных, не подвластны никому". Участь Ксеркса должна была служить предостережением всякому, кто рискнул бы напасть на Грецию.

По сравнению с "Умоляющими" в "Персах" роль хора значительно сокращена и увеличены партии актеров . Но по жанру "Персы" мало отличаются от "Умоляющих", это также трагедия ораторского типа, где даются ек события сами по себе (они совершаются за сценой), но лишь мысли и переживания, связаные с этими событиями, то ли при воспоминании о них, то ли в их предчувствии и ожидании.

Характеры в "Персах" продолжают быть неподвижными и монолитными . Атосса, мать Ксеркса, только ожидает катастрофу, а потом оплакивает случившееся. Персидский вестник, сообщивший о поражении персов, выступает как моралист в отношении Ксеркса, а сам Ксеркс только рыдает по поводу своего поражения. Таким образом, драматизм характеров здесь никак не представлен.

С точки зрения развития действия "Персы" гораздо более просты, чем "Умоляющие". Действие здесь развивается совершенно прямолинейно . Схема этого развития чрезвычайно проста, и сводится она только к постепенному углублению той ситуации, которая дана уже с самого начала. Сначала предчувствием катастрофы, выражаемое хором персидских старейшин -> появление Атоссы со своим стремным сном -> потрясение в связи с прибытием вестника и его рассказом о Саламине -> вызванный Атоссой мертвый отец Ксеркса, Дарий открыто заявляет жене, что сын ее дурак и бездарь, и ему за него стыдно. -> и наконец, потрясение, обоснованное реальной катастрофой, превращается с прибытием Ксеркса в сплошное рыдание.

Завершенная идея "Персов", заключающая в себе грандиозную философско-историческую концепцию Востока и Запада, дана в трагедии необычайно оригинально: не путем прямого описания греческой победы, но путем изображения страдания и ужаса персов по поводу их поражения.

Этот стиль "Персов"заостряет и основную их идею в том смысле , что здесь не только прославляется победа греков над персами, уже достаточно наказанными за свою агрессивность, но ипроповедуется необходимость прекратить дальнейшие преследования персов .

Трагедия показательна по двум причинам: во-первых, являясь самостоятельной пьесой, она содержит свою проблематику в законченном виде; во-вторых, сюжет "Персов", почерпнутый НЕ из мифологии, а из недавней истории, позволяет судить, как Эсхил обрабатывал материал, для того, чтобы сделать из него трагедию.

Краткое содержание билета:

Осмысление страдания как орудия божественной справделивости - одна из важнейших задач "Персов". Эсхил глубоко проникает в исторический смысл греко-персидских войн: он оценивает героику борьбы греческого народа за свою независимость и показывает в войне с Персией столкновение двух систем - эллинской и восточной. Разницу между этими системами Эсхил видит в характере государственного устройства, в противоположении восточной монархии греческому полису. В "Персах" присутствует и актуально-политическая тенденция. Эсхил - противник наступательной войны в Азии, к которой призывала аристократическая группировка в Афинах, и стоит за мир с Персией. Он изображает персидский народ без всякой враждебности, рисуя его жертвой безрассудного поведения Ксеркса. Интересный подход к изображению: показывается не победа и ликование греческого войска, а поражение и скорбь персидского. Индивидуальные характеры показаны бледно, в трагедии нет центральной фигуры.

Суперкраткий пересказ:

"Персы" (472г. до н.э.) - одна из первых трагедий Эсхила. О сражении при Саламине. Изображается поражение персидского войска под предводительством Ксеркса. Мать Ксеркса Атосса видит страшный сон, мертвый отец Ксеркса предвещает поражение Персии, старейшины, Ксеркс, Атосса рыдают. Победа греков акцентирована через поражение персов. Нет центральной фигуры, блеклые образы.

Лиза
32. Образ Прометея у Гесиода и Эсхила. Философский и символический смысл образа в последующие века европейской истории (Гёте, Байрон, Шелли, Шеллинг, Гегель, Ницше).

В поэме Гесиода «Теогония» титан Прометей, благодетель человечества – умный хитрец. Боги сперва не любили людей, но им помог выжить Прометей. Люди должны были чтить богов, прино­ся им в жертву часть своей еды. Прометей устроил хитрый дележ: за­резал быка, положил отдельно кости, прикрытые жиром, и мясо, прикрытое желудком и кожею, и предложил Зевсу выбрать долю богам и долю людям. Зевс обманулся, выбрал кости и со зла решил не давать людям огня для приготовления мяса. Тогда Прометей сам похитил огонь на Олимпе и принес его людям в пустом тростнике. За это Зевс наказал и его и людей. Людям он сотворил, «на горе мужчинам», первую женщину, Пандору, и от женщин, как известно, пошло на свете очень много худого. А Прометея, как сказано, он приковал к столбу на востоке земли и наслал орла каждый день вы­клевывать у него печень. Только много веков спустя Зевс позволил Ге­раклу в его странствиях застрелить этого орла и освободить Прометея.

Прометей изображен обманщиком, Гесиод явно его осуждает. Земледелец Гесиод не любит ремесленников и потому рисует Прометея, покровителя ремесла весьма отрицательно. Прометей – бунтарь, восстает против высших законов справедливости, Зевс – справедлив и мудр.

УЭсхила в«Прометее Прикованном» герой стал велича­вей и возвышенней: он не хитрец и вор, а мудрый провидец. (Само имя «Прометей» значит «Промыслитель»). Прометей дал людям ум и речь, внушил им надежды, заставил их строить дома от холода, объяснил движение небесных светил в смене времен года, научил письму и счету, чтобы передавать знания потомкам, указал для них руды под землей, впряг им быков в соху, сделал телеги для земных дорог и корабли для морских путей, открыл им целебные травы, научил их гадать.

Прометей знает будущее, не может видеть, как гибнут люди. Он решается совершить невиданное: похищает огонь из кузницы Гефеста и в трубочке тростника приносит людям. Он знает, что его ждут многовековые страдания: Зевсов орел будет клевать ему печень. Прометею известна тайна гибели Зевса, за это, Зевс его и пытает. Все-таки Прометей противоборствует, зная, что непреодолимое преодолеть нельзя. Он во имя любви к людям восстал против Зевса, сознательно пожертвовал собой ради прогресса. Прометей богоборствует.

Прометей – человеколюбец и борец против тирании богов, воплощение разума, преодолевающего власть природы над людьми, символ борьбы за освобождение человечества.

Рассказы и разговоры Прометея о прошлом, о его благодеяниях людям придают образу Прометея необыкновенно глубокий смысл. Разговоры с Океаном и Гермесом рисуют нам стойкость и силу воли Прометея. Сцена с Ио увековечивает Прометея как мудреца и провидца, знающего тайны жизни и бытия, хотя и не могущего воспользоваться этими тайнами. Прометей много говорит о странствиях Ио, с длинным перечислением географических пунктов, через которые она прошла и еще должна пройти. Прометею приписана обширная географическая ученость, которая была тогда последним достижением науки.

Сострадание Океанид Прометею.

Геологическая катастрофа в конце трагедии демонстрирует мощную волю Прометея, способного противостоять решительно всему, включая всю природу и всех повелевающих ею богов. Прометей – друг и защитник людей, гуманист, прогрессист, страдалец за людей, а Зевс – тиран. Мотив самопожертвования – центральный.

Гете (Просвещение) - романтический образ свободного героя. Прометей – кумир, воплощение человеческой свободы, разума, уверенности в собственных силах, может даже больше, чем бог, развенчивает богов

Разумно-героический идеал античности у романтиков сочетался с беспредельным стремлением стихийного индивидуализма. Революционный порыв байроновского «Прометея» : Прометей – поверженный бунтарь, он сдерживает стоны, чтобы не дать повода для смеха (баллада).

Подвиг служения человечеству в «Освобожденном Прометее» Шелли (1819). Шелли тоже романтик и свободолюбец.

Ницше

Гесиод «Теогония» Прометей – умный хитрец, вор.

Эсхил «Прометее Прикованном» герой – мудрый провидец, друг и защитник людей, гуманист, прогрессист, страдалец за людей. Зевс – тиран.

Гете - романтический образ свободного героя, воплощение человеческой свободы, разума.

Байрон «Прометей» - поверженный бунтарь.

Шелли «Освобожденный Прометей» (1819) – подвиг служения человечеству.

Шиллинг оправдывает Прометея как преступника и Зевса как карателя.

Гегель : Прометей принес людям материальную культуру, он – бунтарь.

Ницше : Прометей – сверхчеловек, имеет право на бунт, это выделяет его, возвышается за счет страданий.

Эсхил

Персы

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Хор персидских старейшин. Атосса. Гонец. Тень Дария. Ксеркс.

Площадь перед дворцом в Сузах. Видна гробница Дария.

Все персидское войско в Элладу ушло.

А мы, старики, на страже стоим

Дворцов золотых, домов дорогих

Родимого края. Сам царь велел,

Сын Дария, Ксеркс,

Старейшим, испытанным слугам своим

Беречь эту землю свято.

Но вещей тревогой душа смущена,

Недоброе чует. Вернется ль домой 10 С победою царь, вернется ли рать,

Блиставшая силой?

Весь Азии цвет в чужой стороне

Воюет. О муже плачет жена.

А войско не шлет ни пеших гонцов,

Ни конных в столицу персов.

Отовсюду - из Суз, Экбатан, от ворот

Башен древних киссийских

И в строю корабельном, и в конном строю,

И в рядах пехотинцев, потоком сплошным, 20 Уходили бойцы на битву.

Их вели в поход Амистр, Артафрен,

Мегабат и Астасп - четыре царя

При царе величайшем,

Персов славных вожди, начальники войск,

Стрелки-силачи на быстрых конях,

Суровы на вид, в бою горячи,

Непреклонны душой, отваги полны

И грозной удалью славны.

Затем Артембар, верхом на коне, 30 Масист и лучник меткий Имей,

Славный боец, затем Фарандак

И конник Состан за ними.

Других послал плодоносный Нил,

Могучий поток. Пошел Сусискан,

Пошел египтянин Пегастагон,

Пошел священного Мемфиса царь,

Великий Арсам, и Ариомард,

Владыка и вождь вековечных Фив,

И гребцы, что в болотах Дельты живут, 40 Несметной пошли толпою.

За ними - лидийцы, изнеженный люд,

У них под пятою весь материк.

А лидийскую рать в поход повели

Митрогат и Арктей, вожди и цари.

И от Сард золотых по воле владык

Колесницы с бойцами помчались вдаль,

То четверки коней, то шестерки коней,

Поглядишь - и замрешь от страха.

И Тмола, священной горы, сыны 50 На Элладу ярмо пожелали надеть

Мардон, Тарибид, копьеметная рать

Мисийцев. И сам Вавилон золотой,

Отовсюду войско свое собрав,

Послал на войну - и в пешем строю

Стрелков, и суда, одно за другим.

Так Азия вся по зову царя

Взялась за оружье, и с места снялась,

И в Грецию двинулась грозно.

Так мощь и красу Персидской земли 60 Война унесла.

Вся Азия-мать о тех, кто ушел,

Тоскует в слезах, тревогой томясь.

Родители, жены считают дни.

И тянется, тянется время.

Строфа 1 Вторглось войско царя в страну соседей,

Что на том берегу пролива Геллы

Афамантиды, канатом плоты связав, 70 Морю взвалив на шею

Тяжким ярмом крепкозданный мост.

Антистрофа 1 Гонит войско по суше и по водам,

Полон ярости, Азии владыка,

Людом усеянной. Верит в своих вождей,

Сильных, суровых, стойких, 80 Отпрыск Данаи, равный богам.

Строфа 2 Он глядит иссиня-черным

Взглядом хищного дракона,

С ассирийской колесницы

Кораблями и бойцами

Управляя, и навстречу

Копьям вражьим стрелы шлет.

Антистрофа 2 Нет преграды, чтоб сдержала

Натиск полчищ многолюдных, 90 Нет плотины, чтобы в бурю

Перед морем устояла.

Непреклонно войско персов,

Одолеть его нельзя. Строфа 3 Но какой способен смертный

Разгадать коварство бога?

Кто из нас легко и просто

Убежит из западни?

Антистрофа 3 Бог заманивает в сети

Человека хитрой лаской, 100 И уже не в силах смертный

Из сетей судьбы уйти.

Строфа 4 Так богами решено и судьбою,

Так издревле заповедано персам:

Воевать, сметая стены,

Упиваясь конной сечей,

Занимая с налета города.

Антистрофа 4 И привык народ глядеть без боязни 110 На седую, разъяренную ветром

Даль морскую, научился

Плесть причальные канаты,

Наводить над пучинами мосты.

Строфа 5 Потому-то черный страх

И щемит мне грудь, увы!

Страх, что, войско потеряв свое,

Опустеют Сузы вдруг

И столица от боли завопит.

Антистрофа 5 И киссийцы воплю Суз 120 Будут вторить, и - увы!

Толпы женщин, плача и крича,

В клочья будут на себе

Тонкотканое платье раздирать.

Строфа 6 Кто верхом, кто пешком

За вождем пустился в путь,

Роем пчел бросил дом весь народ, 130 Чтоб, упряжкой одной

Берег с берегом связав,

Перебраться за пролив, где мысы

Двух земель разделены волнами.

Антистрофа 6 А в подушки пока

Жены персов слезы льют,

По мужьям дорогим истомясь,

Тихо плачут о тех,

Кто ушел на смертный бой

И оставил бедную супругу

Тосковать на ложе опустелом.

ЭПИСОДИЙ ПЕРВЫЙ

Предводитель хора

140 Что ж, персы, пора! Мы сядем у стен

Вот этих старинных

И ум напряжем: настала нужда

В нелегких и важных решеньях.

Что с Ксерксом-царем? Где Дария сын,

Чей предок, Персей,

Название племени нашему дал?

Сразил ли врага натянутый лук,

Или вражье копье

Острием одержало победу?

Появляется Атосса в сопровождении и прислужниц

150 Но вот, как сиянье очей божества,

Царица, царя великого мать,

Предстает нам. Скорее падите ниц

И все, как один, царицу свою

Приветственной речью почтите!

О, привет тебе, царица персов, Дария жена,

Препоясанная низко Ксеркса матерь, госпожа!

Ты была супругой бога, богу Персии ты мать,

Если счастья демон древний не оставил наших войск.

Потому-то я и вышла, дом покинув золотой 160 И покой, который спальней мне и Дарию служил.

И меня тревога гложет. Откровенно я, друзья,

Говорю: и мне не чужды опасения и страх.

Я боюсь, в пыли похода все богатства, что собрал

Дарий с помощью бессмертных, обратятся сами в пыль.

Потому двойной заботой несказанно я казнюсь:

Ведь богатство непочетно, если силы нет за ним,

Но и в силе мало славы, если в бедности живешь.

Да, у нас достаток полный, но за Око страх берет

Оком дома и достатка я хозяина зову. 170 Вы теперь, о старцы-персы, слуги верные мои,

Помогите мне советом, рассудите, как тут быть.

Вся на вас моя надежда, ободренья жду от вас.

О, поверь, царица, дважды не придется нас просить,

Чтобы словом или делом в меру сил своих тебе

Помогли мы: мы и вправду слуги добрые твои.

Все время сны мне снятся по ночам с тех пор,

Как сын мой, войско снарядив, отправился

Опустошать и грабить Ионийский край.

Но не было еще такого ясного 180 Сна, как минувшей ночью. Расскажу его.

Мне две нарядных женщины привиделись:

Одна в персидском платье, на другой убор

Дорийский был, и обе эти нынешних

И ростом, и чудесной красотой своей

Превосходили, две единокровные

Сестры. Одной в Элладе постоянно жить

Назначил жребий, в варварской стране - другой.

Узнав,- так мне приснилось,- что какие-то

Пошли у них раздоры, сын, чтоб спорящих 190 Унять и успокоить, в колесницу впряг

Обеих и надел обеим женщинам

Ярмо на шею. Сбруе этой радуясь,

Одна из них послушно удила взяла,

Зато другая, взвившись, упряжь конскую

Разорвала руками, вожжи сбросила

И сразу же сломала пополам ярмо.

Упал тут сын мой, и стоит, скорбя, над ним

Его родитель Дарий. Увидав отца, 200 Ксеркс рвет одежды на себе неистово.

Вот это нынче ночью и приснилось мне.

Затем я встала, руки родниковою

Водой ополоснула и, неся в руках

Лепешку, жертву отворотным демонам,

Как требует обычай, к алтарю пришла.

Гляжу: орел у жертвенника Фебова

Спасенья ищет. Онемев от ужаса,

Стою и вижу: ястреб на орла, свистя

Крылами, с лету падает и в голову

Ему вонзает когти. И орел поник 210 И сдался. Если страшно было слушать вам,

То каково мне видеть! Вы же знаете:

Одержит сын победу - все в восторг придут,

А не одержит - городу и спроса нет

С царя: он остается, если жив, царем.

Ни пугать тебя чрезмерно, ни чрезмерно ободрять,

Матерь наша, мы не станем. Если знак недобрый ты

Увидала, то несчастье отвратить моли богов

И проси себе, и сыну, и державе, и друзьям

Даровать одно лишь благо. Возлияние затем 220 Сотвори земле и мертвым и смиренно попроси,

Чтоб супруг твой Дарий - ночью ты увидела его

Из глубин подземных сыну и тебе добро послал,

А недоброе упрятал в мраке черном дольних недр.

Вот тебе совет смиренный прозорливого ума.

Но надеяться мы будем на счастливую судьбу.

Этой речью доброй, первый толкователь моего

Сновиденья, мне и дому ты услугу оказал.

Да свершится все ко благу! А богов, как ты велишь,

И любимых наших тени мы обрядами почтим, 230 В дом вернувшись. Но сначала я узнать хочу, друзья,

Где находятся Афины, далеко ли этот край?

Далеко в стране заката, там, где меркнет Солнца бог.

Почему же сын мой жаждет этот город захватить?

Потому что вся Эллада подчинилась бы царю.

Неужели так огромно войско города Афин?

Это войско войску мидян причинило много бед.

Чем еще тот город славен? Не богатством ли домов?

Эсхил, Aischylos, из Элевсинской общины, 525 456 гг. до н. э., греческий трагический поэт. Сын Еврофориона. Происходил из древнего аристократического рода Афин. Его молодость пришлась на времена упадка Писистратидов и закрепления в Афинах… … Античные писатели

- (Aeschylus, Αί̀σχύλος). Великий греческий драматург трагик, сын Эвфориона, родился в Аттике в г. Элевзине в 525 г. до Р.Х. Вместе с двумя своими братьями он сражался в битвах при Марафоне, Саламине и Платее. Побежденный на поэтическом состязании… … Энциклопедия мифологии

ЭСХИЛ Cловарь-справочник по Древней Греции и Риму, по мифологии

ЭСХИЛ - (525/4 456 до н. э.) Великий афинский трагик, автор, по крайней мере, 79 произведений, из которых до нас дошли только 7: «Персы», «Умоляющие», «Семеро против Фив», «Прикованный Прометей» и трилогия «Орестея», включающая трагедии «Агамемнон»,… … Список древнегреческих имен

- (ок. 525 456 гг.) афинский драматург трагик Удачливый глупец большое бедствие. Мудр знающий не многое, но нужное. Скажу открыто: ненавижу всех богов. Не повышайте голоса, рассказ ведя Неторопливо. Строгого спокойствия Пусть будут ваши лица и… … Сводная энциклопедия афоризмов

- (др. греч. Αἰσχύλος … Википедия

Эсхил - (греч. Aischylos) (ок. 525 456 до н.э.) греческий драматург, прозванный «отцом трагедии»; происходил из знатного элевсинского рода, принимал участие в Греко персидских войнах, умер на Сицилии. Э. написал ок. 80 трагедий, из которых сохранилось … Античный мир. Словарь-справочник.

- (525 456 до н.э.), греческий драматург, первый из трех великих афинских трагиков 5 в. до н.э. Наши сведения о жизни Эсхила восходят главным образом к жизнеописанию, предпосланному его трагедиям в рукописи 11 в. Согласно этим данным, Эсхил родился … Энциклопедия Кольера

- (Aeschylos) отец европейской трагедии; род. в 525 г., умер в 456 г. до Р. Х. Его родиной был аттический город Елевсин, славный своими старинными таинствами, учрежденными, по преданию, самой богиней Деметрой. В этих таинствах, под прозрачным… … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона

- (Aischylos) (525 до н. э., Элевсин – 456 до н. э., о. Сицилия), древнегреческий драматург. Эсхил. Греческая скульптура. 5 в. до н. э. Римская копия Потомок старинного аристократического рода, участник основных сражений Греко персидских войн:… … Литературная энциклопедия

Книги

  • Античная трагедия , Эсхил, Еврипид, Софокл. В сборник вошли шедевры античной трагедии - бессмертные "Персы", "Прометей прикованный", "Царь Эдип",…
  • Античная трагедия , Эсхил., Софокл., Еврипид. В сборник вошли шедевры античной трагедии - бессмертные "Персы", "Прометей прикованный", "Царь Эдип",…

У истоков европейской драматической литературы стоит исполинская, неповторимая, как египетские пирамиды, драма Эсхила, единственная дошедшая до нас историческая драма древних: «Персы». Влияние, которое эта драма оказала и, вероятно, будет оказывать и впредь на наши представления о характере и истории древних греков, безмерно. Мы привыкли рассматривать персидские войны как одну из важнейших вех в истории человечества, как чудесную победу ничтожного меньшинства над огромной, жестокой ордой варваров. Можно, однако, предположить, что в действительности эти войны отнюдь не были столь важным событием в персидской истории и что карательная экспедиция против Афин, хотя бы отчасти, но достигла своей цели; ибо в конечном счете Афины были разрушены, а значительная часть греческого войска – уничтожена. Так или иначе, но совершенно очевидно, что, даже если эта экспедиция и не удалась, мощь персидской державы не была подорвана.

Сверхчеловеческое и героическое в битвах греков чаще всего кажется литературным вымыслом. Мы видим эти битвы так, как наши потомки, вероятно, увидят нашу войну две тысячи лет спустя, при условии, конечно, что уцелеет лишь патриотическая поэзия французов и сообщения «Тан». Правда, с той лишь разницей, что «Персы» Эсхила и заимствовавшие у них свой колорит рассказы Геродота написаны несравненно более убедительно и сильно, чем это доступно кому-либо из наших современников.

«Поэзия греков, – говорит Фридрих Шлегель, – настолько недосягаемо возвышается над всем, что написано после них, насколько она совершенна сама по себе. Она объективно прекрасна; ее красота – это красота цветка или какого-либо другого живого существа, которое, развиваясь согласно внутренним законам, не может не стать безупречным. Но пробудившееся в человеке сознание стало препятствовать органическому порыву его роста. Современной поэзии, которая руководствуется разумом, не хватает законченности, единства, столь естественного для органической жизни; склонный к анализу разум беспрестанно расчленяет все то, что стремится быть цельным».

Если Шлегель прав, тогда становится ясно, почему нашей патриотической драматургии никак не удается добиться того, что у Эсхила получалось так естественно, словно само собой. Ведь наш патриотизм абстрактен; по крайней мере, постольку, поскольку он может найти литературное выражение. Ненавидим ли мы остров Уайт? Или Британский музей? Бернарда Шоу? Господина Смита или господина Джонсона? Нет, мы ненавидим Англию. Как понятие, как государство. Но может ли подобного рода ненависть порождать в литературе что-либо иное, кроме фраз, может ли ненависть к вполне постижимому умом, но неосязаемому понятию, рождать истинную поэзию?

Характерно, что именно в «Персах», самом могучем патриотическом произведении всех времен, слово «персия» вообще не встречается. Эсхил говорит о персидской земле, о персидских воинах, женщинах, войске, богах, о персидском языке и персидских обычаях; но он не говорит о Персии. Его патриотизм отнюдь не понятийный, он наивный, предметный. Слово «отечество», которое древнегреческие ораторы и историки столь охотно пускали в ход, также встречается в «Персах» всего один-единственный раз. Патриотизм Эсхила, как бы ни был он полнозвучен, – не риторический, а творческий, образный. И как удивительно осязаемы его боги, его религия, которую он решительно возвращает в область реального, едва она пытается воспарить в заоблачные выси, так и его патриотизм, пронизанный религиозным чувством, есть не плод философствующего ума, а плод живых чувств. Отсюда его сдержанная, суровая сила, его творческая мощь, его убеждающая нас убежденность.

«Персы» в смысле технического мастерства довольно несовершенны, и само произведение не вполне соответствует строгим и прекрасным канонам греческой трагедии. Пьеса еще не совсем перешла из эпико-лирической стихии в драматическую. «Персов» справедливо сравнивали с теми архаическими статуями, у которых ноги сомкнуты, а руки прижаты к туловищу. Да и вообще пьеса на редкость бесхитростна. Многие ужасающие события того времени, которые поэт и сами зрители в полной мере испытали на себе, он опускает или трактует их так, как это больше подходит для его пьесы. Эсхил сам принимал участие в битве при Марафоне, он пожелал, чтобы лишь об этом было сказано в его эпитафии, где ни словом не упомянуто о его победах в состязаниях трагических поэтов. И все же Эсхил изображает дело так, будто Дарий никогда не предпринимал неудачного похода против Эллады. Дарий построил мост через Боспор Фракийский и лично командовал войском во время злосчастного похода против скифов: поэт делает вид, будто этих важнейших событий вообще не было. Царица Атосса, по свидетельству греков, была опасной интриганкой, нечто вроде античной императрицы Евгении, непосредственной зачинщицей войн с Элладой: Эсхил же превращает ее в почтенную, чуть ли не божественную женщину; ибо лишь в такой трактовке она подходит для его замысла. Он вообще полон беспечной искренней наивности. Его персы непрерывно сами себя называют варварами, что, правда, по-гречески звучит мягче, а свой язык – неблагозвучным.

Замечательной противоположностью этой, в сущности, простодушной субъективности служит его объективность в восприятии крупных событий. Тут повсюду соблюдена мера, нет и следа чванства. Чтобы усилить восточный колорит, поэт приводит огромное число своеобразно звучащих персидских имен – и ни единого греческого. Не упомянуто даже имя любимца Эсхила Аристида , которым поэт всегда восхищался. Победу одержали не хитрость, не мужество, не лучшая стратегия, а боги. Поэт не хулит персов; никто в его трагедии не называет их вероломными. Напротив, они храбры; ведь даже высокомерие Ксеркса, бросающего вызов богам, как бы извиняется молодостью царя, а старый Дарий, вопреки всему, что знал о нем поэт, предстает в пьесе снисходительным, благородным, богоравным властителем. В «Персах» нет опьяняющих криков «ура», но везде ощущается непоколебимое, гордое и естественное доверие к богам и подчинение их воле. «Ни один грек, – писал Генрих Фосс , – не постиг идеи Немезиды, карающей людское высокомерие, так возвышенно и так глубоко, как Эсхил; Наполеон, которого обуревала мечта стать коронованным императором Востока и который теперь находится в заточении на острове Эльба, мог бы явиться отличной моделью для его кисти. Когда «Персы» были впервые поставлены в Афинах, это произвело, по-видимому, огромное, совершенно невероятное впечатление. На сцене появлялся вестник и начинал рассказывать матери Ксеркса об ужасном поражении многотысячного войска, переходя от жалобного пиано до громового фортиссимо. Каждое слово Эсхила становится хвалебной, величальной песней ничтожной горстке греков, которые, доверившись богам и преисполнившись священного мужества, одержали победу над дикой ордой. По этому случаю была изваяна статуя Немезиды – из той самой глыбы мрамора, которую персидский царь вез с собой, чтобы воздвигнуть памятник в честь победы над греками».

«Персов» легко упрекнуть в недостатке действия. Можно сказать, что пьеса эта – не что иное, как бесконечный ряд вариаций на тему: «Ах! Мы, бедные персы, побеждены!» Прекрасно, но каковы эти вариации! Тут и грандиозный рассказ о битве при Саламине, и странная, скорбная, западающая в душу песня, взывающая к мертвому Дарию в Аиде; тут и мрачное, покорное судьбе пророчество старого царя, тут и архаически-безыскусное, задушевное прославление прежних времен, тут, наконец, по-восточному дикая, натуралистическая траурная оргия в конце; тут вся эта бурлящая, стонущая, визжащая, кричащая, ревущая, бросающаяся наземь, рвущая на себе волосы, в кровь раздирающая себе грудь толпа, опьяненная вакханалией экзотически неистовой скорби.

И выражено это на языке Эсхила, у которого все становится движением, образом, приобретает наглядность, жизнь, душу. И выражено это в протяжных, громоподобных сенариях , в необычайно впечатляющем чередовании хоровых строф, которые, при всей их необузданной мощи, способны отлично передать любую смену настроений. Смелость его аллитераций, его звуковая живопись не поддаются переводу. Его на редкость органичные восточные восклицания обогащают яркую гамму стенаний персов, доводя их до гротеска, за что, кстати, Аристофан зло высмеивал поэта. Но Эсхилу дозволено доходить до самой высшей грани, а нам, людям сегодняшнего дня, остается лишь восхищаться безошибочностью его вкуса. Где тот режиссер, который смог бы найти столь точную меру сценического воплощения этой траурной восточной оргии, укрощенной в эллинских ритмах?

Греки ценили трагедию больше, чем комедию. Отмечали прежде всего воспитательную функцию трагедии. С развитием этого жанра в Греции благодаря Аристотелю была сформулирована теория катарсиса («очищения»): переживая действие трагедии, сопереживая героям, зритель испытывает нравственное потрясение, очищение. Слезы зрителя вызывают очищающий эффект.

К сожалению, сведения эти весьма незначительные. Родился он в 525 г. в Элевсине, в аристократической семье. В качестве воина он участвовал во всех главнейших боях греко-персидских войн. Об его участии в государственной или политической жизни ничего не известно. Около 472 г. Эсхил был вынужден уехать в Сицилию, где он жил при дворе Гиерона. В качестве причины этого изгнания источники выставляют либо его неудачу в поэтическом состязании с молодым Софоклом, либо разглашение тайн Элевсинских мистерий. Умер Эсхил после своего вторичного приезда в Сицилию, в Геле в 456 г.

Эсхил написал 70 трагедий и 20 сатировских драм. До нас дошло только 7 трагедий и более 400 фрагментов. По одним сведениям, Эсхил одержал своими трагедиями 13 побед, по другим же – 28.

В основе греческой трагедии – неразрешимый конфликт. Единственный способ разрешения конфликта – смерть героя. В большинстве основаны на мифах, мифологических сюжетах. Греч.авторы обычно выбирали истории о противостоянии смертного и богов, что изначально подразумевало неразрешимый конфликт. Почему же они так настойчиво обращались к этим темам? Ответ – Софокл: обреченность человека в противостоянии с богами, судьбой. В факте неповиновения – величие человека. Зная о поражении, человек все равно дерзает.

Трагедия Эсхила «Персы» - одна из самых ранних – основана на исторических событиях. Жанр – ораторно-френетическая трагедия (песни хора чередуются с френосом(плач главных героев). По кол-ву действующих лиц – камерная(мало героев), доминирование хора. Любая трагедия начиналась с парода – экспозиции, хор описывал сцену, сообщал о героях, и потом уже начиналась песня героя. И уже в этой вступительной песне – мотивы плача.

Трагедия эта строго датирована - 472г. до н.э. и входила в тетралогию, которая до нас не дошла и о которой возможны только смутные догадки.

Трагедия изображает состояние Персии непосредственно после поражения Ксеркса у Саламина. В персидской столице Сузах хор старейшин волнуется мрачными предчувствиями вследствие долгого отсутствия Ксеркса, ушедшего на войну с Грецией. Это подавленное состояние усугубляется приходом матери Ксеркса, Атоссы, рассказывающей хору о виденном ею дурном сне и тоже волнуемой страшными предчувствиями. И действительно, тут же появляется глашатай с подробным рассказом о гибели персидского флота у Саламина и о страшных потерях, понесенных персидским войском, что вызывает у хора и у Атоссы стоны и слезы.

Являющаяся из загробного мира тень Дария во всем обвиняет Ксеркса и предрекает новое несчастье для Персии. Тут же наконец является и сам Ксеркс, свидетельствующий уже своим видом о поражении персов, и вместе с хором изливает свое горе в грандиозном плаче.

Исторической основой трагедии являются знаменитые греко-персидские войны, участником которых был и сам Эсхил. За исключением отдельных и незначительных неточностей, "Персы" дают правильную картину состояния обеих борющихся сторон и в значительной мере являются первоисточником для истории этого периода Греции. Но Эсхил не хотел быть бесстрастным созерцателем этих великих событий, они прежде глубоко пережиты им самим, так же как и греческим народом.

Прежде всего здесь перед нами горячий патриотизм. Этот патриотизм оправдывается у Эсхила особой философией истории, по которой самой судьбой и богом персам было предназначено владычество в Азии, а грекам - в Европе. Персы не имели никакого права переступать пределы Азии; и если они переступили, это было их трагической дерзостью (hybris), темной и преступной, а греки защищали свою самостоятельность благодаря своему мудрому "ола-гомыслию" (sophrosyne). светлому и благородному.

Противопоставление Греции и Персии усугубляется у Эсхила еще и противопоставлением свободного народа, свободно строящего свою судьбу, и восточного народа, лежащего ниц перед деспотом и раболепно выполняющего волю этого последнего, все его преступные замыслы. Эсхил не ограничивается общепатриотическими и общенародными идеями. Можно с полной достоверностью утверждать, что в борьбе передового демократа и сторонника морской экспансии Фемистокла с вождем землевладельцев, предпочитавших сухопутную войну, Аристидом Эсхил, несомненно, занимал позицию этого последнего. Этим и объясняется, например, факт выдвижения у него на первый план сухопутной операции на Пситталее под предводительством Аристида.

Наконец, вся эта философско-историческая, политическая и патриотическая концепция завершается также и религиозно-моральной концепцией, по которой Ксеркс, помимо всего прочего, оказывается еще и разрушителем греческих храмов, глумящимся над греческими богами и героями, не признающим ничего святого. Завершенная идея "Персов", заключающая в себе грандиозную философско-историческую концепцию Востока и Запада, дана в трагедии необычайно оригинально: не путем прямого описания греческой победы, но путем изображения страдания и ужаса персов по поводу их поражения. Этот френетический стиль "Персов" заостряет и основную их идею в том смысле, что здесь не только прославляется победа греков над персами, уже достаточно понесшими наказание за свою агрессивность, но и проповедуется необходимость прекратить дальнейшие преследования персов.

Эсхил излагает свою собственную теорию истории – и как автор произведения, и как участник.

О времени написания и постановки "Прометея" ничего не известно. Возможно, что трагедия тоже входила в трилогию, так как имеются отрывки из "Освобожденного Прометея" и "Прометея - носителя огня". Доказать, однако, с полной очевидностью существование трилогии о Прометее и тем более судить о последовательности трагедий с именем Прометея невозможно. Но дошедший до нас "Скованный Прометей" был той единственной трагедией о Прометее, дошедшей до нового и новейшего времени, образы которой навсегда остались в памяти культурного человечества. Жанр: Декламационная комедия. Основа – монолог персонажей, статичность главных персонажей. Проблема цивилизации, тема тирании богов.

Прометея, двоюродного брата Зевса, приковывают к скале, на краю тогдашнего культурного мира, в Скифии, за то, что Прометей выступил в защиту людей, когда Зевс, завладевший миром, обделил их и обрек на звериное существование. Прометей горд и непреклонен, не издает ни единого звука во время этой сцены и только после удаления своих палачей жалуется всей природе на несправедливость Зевса. Трагедия состоит из сцен, изображающих посещение Прометея сначала дочерями Океана, Океанидами, выражающими глубокое сочувствие ему, потом и самим Океаном, предлагающим примириться с Зевсом,- это Прометей гордо отвергает. Далее следуют длинные речи Прометея о своих благодеяниях людям и сцена с Йо, возлюбленной Зевса, которую ревнивая Гера превратила в корову, преследуемую остро жалящим ее оводом. Обезумевшая Ио бежит неизвестно куда, наталкивается на скалу Прометея и выслушивает от него пророчества как о своей собственной судьбе, так и о будущем освобождении самого Прометея одним из великих ее потомков, Гераклом. Наконец, последнее явление: Гермес, угрожая новыми карами Зевса, требует от Прометея, как от мудрого провидца, раскрыть для Зевса важную для него тайну. О существовании этой тайны Зевс знал, но содержание ее ему было неизвестно. Прометей и здесь гордо отвергает всякое возможное общение с Зевсом и бранит Гермеса. За это его постигает новая кара Зевса: среди грома и молний, бури, смерчей и землетрясения Прометей вместе со своей скалой низвергается в подземный мир.

Исторической основой для такой трагедии могла послужить только эволюция первобытного общества, переход от звериного состояния человека к цивилизации. Трагедия хочет убедить читателя и зрителя прежде всего в необходимости борьбы со всякой тиранией и деспотией в защиту слабого и угнетенного человека. Эта борьба, по Эсхилу, возможна благодаря цивилизации, а цивилизация возможна благодаря постоянному прогрессу. Блага цивилизации перечисляются у Эсхила очень подробно. Это прежде всего теоретические науки: арифметика, грамматика, астрономия, затем техника и вообще практика: строительное искусство, горное дело, кораблевождение, использование животных, медицина. Наконец, это - мантика (толкование сновидений и примет, птицегадание и гадание по внутренностям животных).

Эсхил демонстрирует силу человека и в более широком смысле слова.

Он рисует образ борца, морального победителя в условиях физического страдания. Дух человека нельзя ничем сломить, никакими страданиями и угрозами, если он вооружен глубокой идейностью и железной волей.

Наконец, весь этот апофеоз борьбы за свободу и прогресс человечества мыслится Эсхилом не в плане отвлеченного повествования, но именно как повесть о борьбе с верховным божеством Зевсом. Это пока еще не прямая критика религии, поскольку она исходит от Прометея, который сам является богом и даже двоюродным братом Зевса, но во всяком случае - острая критика мифологического Олимпа: и Прометей откровенно говорит о своей ненависти ко всем богам, которые подвергли его таким пыткам.

Характеры "Скованного Прометея" таковы, как и в ранних трагедиях Эсхила: они монолитны, статичны, однокрасочны и не отмечены никакими противоречиями.

Сам Прометей - сверхчеловек, непреклонная личность, стоящая выше всяких колебаний и противоречий, не идущая ни на какое соглашательство и примиренчество. То, что происходит, Прометей расценивает как волю судьбы. В образе Прометея представлена та классическая гармония судьбы и героической воли, которая вообще является огромным и ценным достижением греческого гения: судьба все предопределяет, но это не ведет обязательно к бессилию, к безволию, к ничтожеству; она может вести и к свободе, к великим подвигам, к мощному героизму. В таких случаях судьба не только не противоречит героической воле, но, наоборот, ее обосновывает, возвышает. Таков Ахилл у Гомера, Этеокл у Эсхила, но в еще большей мере таков Прометей. Поэтому отсутствие обыкновенной бытовой психологии у Прометея возмещается здесь монолитностью мощных деяний героя, поданных хотя статистически, зато возвышенно, величественно.

Остальные герои "Скованного Прометея" характеризуются одной ведущей чертой, вполне неподвижной, но менее значительной, чем у основного героя трагедии. Океан - добродушный старик, желающий помочь Прометею и готовый пойти на соглашательство, не учитывающий того, кому он предлагает свои услуги. Ио - физически и морально страдающая женщина, обезумевшая от боли. Гефест и Гермес - механические исполнители воли Зевса, один - против своей воли, другой - бесчувственный и бездумный, как нерассуждающий прислужник.

Все эти характеры можно назвать характерами в переносном смысле слова. Это - общие схемы, или механическое воплощение идеи или мысли.

Идеология этой трагедии, даже взятая в своем отвлеченном виде, резко отличается от прочих трагедий Эсхила своим отношением к Зевсу. В других трагедиях Эсхила мы находим восторженные гимны Зевсу, богословские рассуждения о нем и уж во всяком случае неизменное почитание его, какое-то прямо библейское его превознесение. В противоположность этому Зевс "Скованного Прометея" изображен тираном, жесточайшим деспотом, вероломным предателем, не всемогущим, хитрецом и трусом. Когда же мы начинаем вникать в стиль "Скованного Прометея", то оказывается, что это отношение к Зевсу является здесь не просто какой-то абстрактной теорией и не случайным привеском к трагедии, но проводится в самой смелой, дерзкой и даже бунтарской форме, с революционным пафосом, с просветительской убежденностью и с публицистическим задором. Это, несомненно, просветительская трагедия, это - восторженное похвальное слово борцу с тиранией.