Партия нового типа — как объединение оппозиции. Левая оппозиция (Троцкого) Официальная власть новая оппозиция объединенная оппозиция таблица

План
Введение
1 «Заявление 46-ти» и «Новый курс»: дискуссия октября 1923 - января 1924 года
2 «Литературная дискуссия»: октябрь - декабрь 1924 года
3 «Новая оппозиция»: 1925-1926 годы
4 Объединённая оппозиция: 1926-1927 годы
5 Левая оппозиция после 1927 года

Список литературы

Введение

Левая оппозиция - условное название политического течения внутри РКП(б) и ВКП(б) в 1920-е годы. В разное время наиболее известными её представителями были Лев Троцкий, Евгений Преображенский, Тимофей Сапронов, Карл Радек, Леонид Серебряков, Иван Смирнов, Христиан Раковский, Лев Сосновский, недолгое время - Григорий Зиновьев, Лев Каменев, Надежда Крупская.

Левая оппозиция начала формироваться в ходе внутрипартийной борьбы в период болезни Ленина и особенно после его смерти в январе 1924 года. Линия борьбы проходила между Троцким и его сторонниками, в том числе, подписавшимися в октябре 1923 года под «Заявлением 46-ти», с одной стороны, и триумвиратом в составе Зиновьева, Сталина и Каменева и их сторонниками - с другой. Подписей многих известных сторонников Троцкого, - Христиана Раковского, Карла Радека, Николая Крестинского, Адольфа Иоффе и других, - на этом документе нет, при этом как в составлении документа, так и в оппозиции в целом не последнюю роль играли бывшие «децисты», в частности Владимир Смирнов и Тимофей Сапронов, позже образовавшие самостоятельную группу.

Начиная с середины 1923 года, советская экономика находилась в глубоком кризисе, связанном с резким увеличением цен на промышленные товары, в то время как рост цен на продовольственные оставался незначительным. Это привело к многочисленным забастовкам по всей стране. 8 октября 1923 Троцкий пишет письмо членам Центрального комитета и Центральной контрольной комиссии РКП(б), в котором говорит о необходимости введения планового хозяйства и начала индустриализации. Троцкий указывает на узурпацию Политбюро РКП(б) права на решение хозяйственных вопросов, что непосредственно связано с отсутствием внутрипартийной демократии. Это, по его мнению, приводило к принятию необдуманных решений, заложивших основы экономического кризиса.

15 октября 1923 года 46 советских и партийных работников, старых членов РКП(б), подписали обращение в Политбюро ЦК РКП(б), вошедшее в историю как «Заявление 46-ти». С этого письма фактически началась история Левой оппозиции внутри коммунистической партии. В Заявлении говорилось об установлении в партии режима фракционной диктатуры, о подавлении любого инакомыслия под благовидным предлогом сохранения единства партии и о том, что самонадеянные узурпаторы не могут, как это доказал кризис, «свести концы с концами в экономической области». Октябрьский пленум ЦК и ЦКК РКП(б), однако, осудил это выступление.

Тем не менее под давлением «партийных низов», где независимо от высокопоставленных оппозиционеров уже давно складывались оппозиционные группировки («Рабочая группа РКП», группа «Рабочей правды» и др.), правящая фракция оказалась вынуждена открыть дискуссию о внутрипартийной демократии (открыла её статья Зиновьева «Новые задачи партии», 7 ноября). В газете «Правда», редактором которой тогда был Бухарин, публиковались статьи как сторонников большинства ЦК, так и представителей оппозиции. 5 декабря 1923 года на общем собрании Политбюро ЦК и Президиума ЦКК партии была принята резолюция «О партстроительстве», повторяющая многие положения «Заявления 46-ти» и октябрьского письма Троцкого. «В резолюции указывалось на необходимость установления режима рабочей демократии, под которым понималась свобода открытого обсуждения всеми членами партии важнейших вопросов партийной жизни, а также выборность должностных лиц и коллегий снизу доверху».

Троцкий, принимавший самое непосредственное участие в выработке резолюции, с большим трудом отстоявший целый ряд важнейших её положений, считал, что для правящей фракции эта резолюция - всего лишь кость, брошенная недовольным «низам» в момент кризиса, и не предназначена для исполнения. В декабре 1923 года он опубликовал в «Правде» цикл статей под названием «Новый курс», в которых пытался объяснить своим оппонентам, что внутрипартийная демократия - не кость, а необходимое условие сохранения пролетарского характера партии, связи партийных «верхов» с партийными «низами» и избежания дорогостоящих ошибок как в политической, так и в экономической сфере.

Одновременно на партийных собраниях шло голосование - «за ЦК» (как именовала себя правящая фракция) или «за оппозицию» (хотя в её составе были и члены ЦК). Результаты этого голосования историкам неизвестны: «Правда» публиковала разрозненные сообщения с мест, но окончательные итоги голосования не подводились, и это наводит на мысль, что итоги оказались не совсем такими, каких хотела правящая фракция. Известно, во всяком случае, что в Москве оппозиция получила более 30 процентов голосов.

Собравшаяся в январе 1924 года XIII партийная конференция осудила взгляды Троцкого, Преображенского, Пятакова, Радека и других членов оппозиции. Они были обвинены во фракционности и нарушении резолюции X съезда РКП(б) «О единстве партии», а также в «социал-демократическом» (то есть в меньшевистском) уклоне. Борьба с троцкистами (как были тогда названы сторонники Левой оппозиции) была продолжена и на состоявшемся в мае 1924 года XIII партийном съезде.

2. «Литературная дискуссия»: октябрь - декабрь 1924 года

Дискуссия октября - декабря 1924 года между Троцким и его противниками известна также под именем «Литературной дискуссии». Осенью 1924 года Троцкий опубликовал статью «Уроки Октября», вышедшую в качестве предисловия к третьему тому его собрания сочинений. В статье Троцкий описал историю разногласий внутри большевистской партии в дооктябрьский период 1917 года. В ответ на неё в «Правде» вышла статья Бухарина «Как не нужно писать историю Октября (по поводу выхода книги т. Троцкого „1917“)», за которыми последовали аналогичные статьи Зиновьева, Каменева, Сокольникова и других.

В конце января 1925 года состоялся пленум ЦК и ЦКК РКП(б), который подвёл итоги «Литературной дискуссии». Статья была признана извращением истории большевизма и Октябрьской революции, а её автор был обвинён в попытке подмены ленинизма троцкизмом.

3. «Новая оппозиция»: 1925-1926 годы

В конце апреля 1925 года в Москве прошла XIV партконференция. Одним из знаковых событий конференции явился доклад председателя Совнаркома СССР Рыкова «О кооперации». Примечателен доклад был тем, что переносил в деревню отношения Новой экономической политики, существовавшие до этого в городе в виде частного производства и торговли. К мероприятиям новой экономической политики на селе относились снижение сельхозналога на крестьянство, разрешение использования наёмного труда и сдачи в аренду земли.

Тогда в правящем триумвирате происходит раскол - Зиновьев и Каменев переходят в оппозицию к Сталину и набирающему всё большую силу Бухарину, положив начало «Новой оппозиции». Лидерами и её активными участниками также были Григорий Сокольников, Надежда Крупская, Григорий Евдокимов, Пётр Залуцкий и другие.

Взгляды «Новой оппозиции» выразились в т. н. «Платформе 4-х», критиковавшей, в первую очередь, экономический поворот в деревне, внутрипартийный режим, а также теорию построения социализма в одной отдельно взятой стране. На XIV партсъезде «Новая оппозиция» была разгромлена. Зиновьев был затем снят с постов председателя исполкома Ленинградского совета и исполкома Коминтерна, а Каменев - с поста председателя исполкома Моссовета.

4. Объединённая оппозиция: 1926-1927 годы

В 1926 году происходит объединение сторонников Троцкого и «Новой оппозиции», а также некоторых бывших участников «Рабочей оппозиции» и группы демократического централизма. 13 членов ЦК и ЦКК подписали «Заявление», в котором в очередной раз указывали на бюрократизацию партийного аппарата как на основную причину кризиса, охватившего партию. Объединённая оппозиция была разгромлена Сталиным в июле - октябре 1926 года, и её лидеры - Троцкий, Зиновьев и Каменев - были исключены из Политбюро. В октябре 1927 года последние члены оппозиции были исключены из Центрального комитета, а Троцкий, Зиновьев и Каменев в ноябре 1927 года - из партии. В декабре 1927 года XV партсъезд объявил взгляды Левой оппозиции и Троцкого несовместимыми с членством в ВКП(б), после чего из партии были исключены 75 активных членов объединённой оппозиции, а также члены группы Сапронова и Владимира Смирнова. Резолюция съезда «Об оппозиции» поручала ЦК и ЦКК «принять все меры идейного воздействия на рядовых членов троцкистской оппозиции с целью их убеждения при одновременном очищении партии от всех явно неисправимых элементов троцкистской оппозиции».

Последним публичным выступлением оппозиции стало участие в демонстрациях по случаю 10-летия Октябрьской революции 7 ноября 1927 года в Москве и Ленинграде. Члены Левой оппозиции вышли с собственными лозунгами: «Выполним завещание Ленина!», «Повернём огонь направо - против нэпмана, кулака и бюрократа!», «За подлинную рабочую демократию!», «Против оппортунизма, против раскола - за единство ленинской партии!», «За ленинский Центральный Комитет!», но были разогнаны сотрудниками ОГПУ и красноармейцами.

5. Левая оппозиция после 1927 года

После исключения из партии Зиновьев, Каменев и их сторонники уже на XV съезде признали свои ошибки и были восстановлены в партии. Однако в тот период Зиновьев и Каменев уже не обладали никаким влиянием внутри партии. В свою очередь, Троцкий и его сторонники, а также отделившиеся от них сторонники Владимира Смирнова и Тимофея Сапронова не стали отказываться от своих взглядов, и в начале 1928 года тысячи оппозиционеров были сосланы в удалённые районы Советского Союза. Многие из них, не прекращавшие борьбу, вскоре оказались в политизоляторах. В феврале 1929 года Троцкий был выслан из страны.

2. Стратегия и тактика Сталина в борьбе против объединенной оппозиции

Внушительный и, для сталинского руководства во многом неожиданный, провал хлебозаготовок в 1925 году из-за отказа крестьян везти большую часть хлеба на рынок убедили Каменева и Зиновьева в ошибочности взглядов, которые отстаивал ближайший в то время союзник Сталина - Бухарин. Крестьянство, решили они, пошло по капиталистическому пути развития и необходимо вернуть его на социалистический путь мерами государственного принуждения, в чем они видели первый шаг к выходу из кризиса. Вторым шагом они считали ускоренное развитие государственной индустрии. Однако, считая невозможным возврат к продразверстке, реальных источников финансирования индустриализации они не видели, что привело их к заключению о невозможности построить социализм в СССР из-за его экономической отсталости до тех пор, пока не победят революции в развитых странах и победивший европейский пролетариат не окажет СССР необходимую экономическую помощь. Тем самым, Каменев и Зиновьев фактически перешли на платформу Троцкого.

Сближение «новой оппозиции» с троцкистами для многих членов партии представлялось явлением чуть ли не загадочным и необъяснимым. Сам Троцкий писал по этому поводу: «Не мудрено, если в нашей среде сближение с Зиновьевым и Каменевым казалось, по меньшей мере, парадоксом. Среди оппозиционеров было немало таких, которые противились этому блоку. Были даже такие - правда, их было немного, - которые считали возможным вступить в блок со Сталиным против Зиновьева и Каменева. Один из близких моих друзей, Мрачковский, старый революционер и один из лучших военачальников гражданской войны, высказался против блока с кем бы то ни было, и дал классическое обоснование своей позиции: «Сталин обманет, а Зиновьев убежит». Но в конце концов такого рода вопросы решаются не психологическими, а политическими оценками. Зиновьев и Каменев открыто признали, что «троцкисты» были правы в борьбе против них с 1923 года. Они приняли основы нашей платформы. Нельзя было при таких условиях не заключить с ними блока, тем более, что за их спиной стояли тысячи ленинградских рабочих-революционеров» .

Сложившаяся к весне 1926 года объединенная троцкистско-зиновьевская оппозиция представляла для Сталина несомненную угрозу. В этом контексте весьма примечательным выглядит эпизод, описанный Троцким в его автобиографии: «С Каменевым мы, вне официальных заседаний, не встречались три года, т. е. с той самой ночи, когда он, выезжая в Грузию, обещал поддерживать позицию Ленина и мою, но, узнав о тяжелом состоянии Ленина, встал на сторону Сталина. При первом же свидании со мною Каменев заявил: «Стоит вам с Зиновьевым появиться на одной трибуне, и партия найдет свой настоящий Центральный Комитет». Я мог только посмеяться над этим бюрократическим оптимизмом, Каменев явно недооценивал ту работу по разложению партии, которую «тройка» производила в течение трех лет. Без всякого снисхождения я ему указал на это» .

Бросая ретроспективный взгляд в прошлое, кажется, что участники объединенной оппозиции делали особую ставку на новый персональный состав их лидеров. Они - и это отмечают некоторые западные исследователи данного периода советской истории - возлагали немалые надежды на то, что с включением в состав объединенной оппозиции Зиновьева их общие позиции явно укрепятся. Расчет был таков: Зиновьев - был ближайшим соратником Ленина, ленинцем с неподмоченной репутацией. Однако те, кто придерживается такой точки зрения, допускают серьезную ошибку и явно грешат против истины. Они забывают о том, что именно Ленин требовал исключения из партии Зиновьева из-за его противодействия в связи с подготовкой к революционному выступлению в октябре 1917 года. К тому же, сколачивание ленинградской оппозиции и ее разгром на XIV съезде партии едва ли прибавили авторитета лично Зиновьеву и его сторонникам. Сталин к тому времени уже сумел настолько политически скомпрометировать Зиновьева, что рассматривать последнего в качестве возможного харизматического лидера было, по меньшей мере, непозволительной наивностью. Ситуация к тому времени радикально изменилась, а оппозиционные вожди все еще мнили себя законными наследниками Ленина. Это и дает основание не рассматривать их в качестве проницательных и дальновидных политиков. Хотя, повторяясь, замечу, что генсек не настолько взял под свой личный контроль ситуацию в партии и стране, чтобы преуменьшать масштабы угрозы, которую представляла для него объединенная оппозиция.

Я не стану в деталях рассматривать все перипетии борьбы между сталинской группировкой и этой объединенной оппозицией, поскольку в определенном смысле вся эта борьба уже является всего лишь одним из эпизодов в истории партии и советского государства. Однако в политической биографии Сталина она, несомненно, имела чрезвычайно важное значение. В сущности, это была кульминация его борьбы за утверждение своего политического лидерства. Но сказать это - не значит сказать все. С точки зрения формирования сталинской стратегии дальнейшего развития страны борьба с объединенной оппозицией занимает особое место. Именно в ее ходе у Сталина сформировалось и приняло достаточно четкую форму видение магистральных путей будущего развития Советского Союза. И прежде всего, - и это надо особо подчеркнуть - в области стратегии экономического развития.

Несколько упрощая картину, можно сказать, что формой противоборства выступала борьба за власть, а содержанием ее - споры вокруг вопроса о путях дальнейшего развития страны. В этом смысле она носила судьбоносный характер и далеко выходила за рамки и пределы чисто личного соперничества и борьбы за политическое верховенство. Многие историки, к сожалению, главный акцент делают на борьбе за личную власть, на стремлении Сталина утвердить и упрочить свое лидирующее положение в партии. Эти моменты, без всякого сомнения, наличествовали и во многом предопределяли как характер, так и формы противостояния. Но сводить все к этому важному, но не единственному и, на мой взгляд, не самому решающему элементу противостояния, значит упрощать тогдашнюю историческую картину. Правильнее было бы сказать, что это было столкновение двух полярных концепций будущего развития страны, помноженное на ожесточенное и непримиримое противоборство за власть. Да и сама власть Сталину нужна была не только как главный атрибут лидерства, но и как орудие и средство реализации определенной стратегической программы строительства страны. Только с учетом этих двух важнейших компонентов можно дать объективную оценку борьбы, которая раздирала партию и страну в 1926 - 27 годах.

Впрочем, написав последнюю фразу, я подумал, что ограничивать период борьбы только этими годами, было бы неверно с исторической точки зрения. Хотя, конечно, именно эти годы стали апогеем внутрипартийной борьбы. В дальнейшем на смену одним оппозициям приходили другие. А с разгромом оппозиций всегда находились причины и аргументы для развертывания новых, еще более суровых форм борьбы. Но об этом речь пойдет в дальнейшем.

В 1926 году ситуация в стране осложнилась. Во время выборов в местные Советы беспартийные крестьяне проявили большую активность и получили много мест, а доля коммунистов и рабочих в местных Советах уменьшилась При этом крестьяне стали настаивать на создании своей, крестьянской, партии. Именно в такой обстановке в апреле 1926 года произошло объединение группы Троцкого и группы Каменева - Зиновьева; бывшие соперники простили друг другу ранее нанесенные обиды и оскорбления. Так образовалась группа, прозванная сталинской пропагандой «объединенной левой оппозицией» или «троцкистско-зиновьевским блоком».

Объединенная оппозиция обвинила Сталина и его сторонников в предательстве идеалов не только мировой, но и русской революции в угоду «нэпманам», в «правом уклоне», то есть поддержке богатого крестьянства, в проведении политики, ведущей к перерождению диктатуры пролетариата в диктатуру партийной бюрократии, к победе бюрократии над рабочим классом. Троцкий, Каменев и Зиновьев предлагали начать форсированную индустриализацию, рассматривая ее и как начало экономического соревнования с капитализмом в преддверии новой мировой войны, и как начало строительства социализма. Главным источником средств для индустриализации они считали зажиточных крестьян: требовали обложить их «сверхналогом», а собранные средства направить в государственную тяжелую промышленность. Это должно было способствовать подготовке к новой войне и мировой революции.

В этот период основное внимание Сталина занимали, конечно, практические вопросы борьбы с оппозицией, создание политических и организационных условий, способных обеспечить гарантированное поражение оппозиции. Однако отнюдь не второстепенной стороной общей проблемы являлось теоретическое обоснование Сталиным своей политической платформы. Он в этот период предпринимает активные усилия, чтобы проявить себя в роли теоретика, показать, что его политический курс ничего общего не имеет с голым эмпиризмом и базируется на солидном теоретическом фундаменте. Пользуясь современным жаргоном, имидж теоретика представлял собой важную составную часть того фундамента, на котором генсек формировал свою власть в партии.

Весь исторический опыт большевизма показывал, что претендовать на роль вождя, бесспорного лидера партии было невозможно, не обретя соответствующего авторитета в теоретической области. Сталин, как уже показано выше, обладал серьезными данными, чтобы проявить себя и в данной области. И если раньше это было необходимым, чтобы на равных вести полемику с общепризнанными в то время партийными теоретиками Троцкий, Бухарин, Преображенский и отчасти Зиновьев), то в новых условиях обострения борьбы с оппозицией завоевание престижа в сфере теории большевизма стало первостепенной задачей.

Конечно, те или иные теоретические положения выдвигались Сталиным в его докладах и речах. Но этого уже было недостаточно. Генсек решил написать специальную работу. В ней с позиций «творческого ленинизма» он проанализировал ключевые проблемы спора с оппозицией. В начале января 1926 года вышла в свет его брошюра «К вопросам ленинизма». Давая ей общую оценку, следует отметить, что она, хотя и претендовала на сугубо теоретический характер, по большей части носила полемический оттенок. Теоретические проблемы рассматривались в ней под углом зрения решения практических задач и развенчания главных теоретических постулатов оппозиции. В ней автор в обобщенном виде подверг критике троцкистскую теорию перманентной революции, раскритиковал взгляды Зиновьева относительно того, что в нашей стране осуществляется диктатура партии, более обстоятельно и более широко обосновал концепцию строительства социализма в одной стране. Разумеется, в своей собственной интерпретации. Попутно, не акцентируя на этом особого внимания, Сталин внес существенные коррективы в свои прежние выводы и оценки, содержавшиеся в книге «Об основах ленинизма». Я не стану в деталях излагать новации, содержавшиеся в этом новом сталинском труде. Замечу лишь, что его характерной особенностью было органичное соединение рассмотрения теоретических проблем с задачами непосредственного социалистического строительства. Выделю лишь вопрос о том, как Сталин толковал соотношение диктатуры пролетариата и диктатуры партии. Он выступил категорически против отождествления этих двух понятий и привел в пользу своих выводов достаточно убедительные аргументы, оспорить которые было трудно. В частности, Сталин показал, что принятие тезиса о диктатуре партии логически приводило в конечном счете к принятию тезиса о диктатуре вождей. Он подчеркивал, что «не правы с точки зрения ленинизма и политически близоруки те товарищи, которые отождествляют или пытаются отождествить «диктатуру» партии, а значит, и «диктатуру вождей», с диктатурой пролетариата, ибо они нарушают этим условия правильного взаимоотношения между авангардом и классом» Развенчивая тезис Зиновьева о диктатуре партии, Сталин ставил вопрос: «Диктатуре пролетариата не противоречит не только руководство («диктатура») партии, но и руководство («диктатура») вождей. Не угодно ли на этом основании провозгласить, что наша страна является страной диктатуры пролетариата, то есть страной диктатуры партии, то есть страной диктатуры вождей? А ведь к этой именно глупости и ведёт «принцип» отождествления «диктатуры» партии с диктатурой пролетариата, вкрадчиво и несмело проводимый Зиновьевым»

Вообще в это время генсек всячески подчеркивал не только неприятие в принципе теории «вождей», но и свое резко отрицательное, а не просто критическое отношение к ней. Он как бы давал понять, что сам он в отличие от лидеров оппозиции не претендует на роль вождя, что вообще все разговоры о вождизме органически чужды духу ленинизма и его собственным политическим и идеологическим воззрениям. И не только идеологическим воззрениям, но и практике партийной жизни. Кто-то скажет: сплошное лицемерие! Но такое заключение будет поверхностным. В основе подхода Сталина лежали отнюдь не какие-то сугубо психологические моменты и соображения, а тщательно взвешенные политические расчеты. В той исторической обстановке ему было выгодно выступать против «диктатуры вождей», ибо на эту роль претендовали другие, считавшие себя законными наследниками мантии Ленина. В дальнейшем, когда обстановка в корне изменилась, Сталин, конечно не стал цепляться за свои прежние взгляды. По мере усиления его позиций в партии и стране соответственно росли и его вождистские устремления. Так что все это было глубоко продуманной и тщательно взвешенной политической игрой.

Внутрипартийная катавасия между тем набирала свои обороты. Первое открытое столкновение объединенной оппозиции со сторонниками Сталина произошло на апрельском (1926 г.) пленуме ЦК ВКП(б). Оппозиционеры выступили общим фронтом против политики Сталина и ЦК в целом по вопросам индустриализации. Однако их аргументация была отвергнута, но пока никаких мер организационного характера против них Сталин не предпринимал. Он с полным на то основанием рассчитывал, что по мере развития событий лидеры оппозиции вынуждены будут вести себя более агрессивно и напористо, и тем самым поставят себя под удар. Причем каких-либо особых доводов для мер организационного порядка против них придумывать не придется: они сами дадут в руки генсека все необходимые аргументы для обоснования самых радикальных мер, предусмотренных партийным уставом и большевистскими традициями.

В сущности так и произошло. Троцкий, Зиновьев и Каменев совместно пытались дезорганизовать работу Политбюро, стремясь внести раскол в ряды сторонников Сталина, втягивали Политбюро в бесконечные дискуссии. Но самой главной их ошибкой и виной с точки зрения партийных норм и большевистской морали явилось то, что они начали устраивать конспиративные собрания и рассылали фракционные документы с целью дискредитации политического курса Сталина и политики ЦК в целом. Кульминационным пунктом такого рода политического противостояния явилось организованное в лесу под Москвой по всем правилам конспирации нелегальное фракционное собрание для выработки плана борьбы против ЦК. Состав участников был строго определен, налажена служба связи и патрулирования. С докладом здесь выступил М. Лашевич - один из представителей «новой оппозиции».

Это, очевидно, стало для Сталина прямым сигналом для принятия конкретных практических мер с целью нанесения пока еще первого, но весьма ощутимого удара по объединенной оппозиции. То, что он тщательно и скрупулезно обдумывал каждый свой шаг в борьбе против оппозиции, бесспорно. Об этом, в частности, свидетельствует его письмо из Сочи, где он тогда отдыхал. Приведу основные положения и аргументацию, содержавшуюся в этом письме:

«Сочи. 25/VI.26. Молотову, Рыкову, Бухарину

и другим друзьям.

Я долго думал над вопросом о «деле Лашевича», колебался, связывал его с вопросом об оппозиционных группах вообще, несколько раз приходил к различным мнениям и, наконец, утвердился в следующем.

1) До появления группы Зиновьева оппозиционные течения (Тр[оцкий], Раб[очая] оппозиция] и др.) вели себя более или менее лояльно, более или менее терпимо;

2) С появлением группы Зиновьева оппозиционные течения стали наглеть, ломать рамки ЛОЯЛЬНОСТИ;

3) Группа Зиновьева стала вдохновителем всего раскольничьего в оппозиционных течениях, фактическим лидером раскольничьих течений в партии;

4) Такая роль выпала на долю группы Зин[овьева] потому, что: а) она лучше знакома с нашими приемами, чем любая другая группа, б) она вообще сильнее других групп, ибо имеет в своих руках ИККИ (председатель ИККИ), представляющий серьезную силу, в) она ведет себя, ввиду этого, наглее всякой другой группы, давая образцы «смелости» и решительности» другим течениям;

5) Поэтому группа Зиновьева является сейчас наиболее вредной, и удар должен быть нанесен на пленуме именно этой группе;

6) Не только Лашевича нужно вывести из ЦК, но и Зиновьева нужно вывести из Политбюро с предупреждением вывода его из ЦК, если не будет прекращена его работа по подготовке раскола;

7) Либо мы этот удар сделаем сейчас в расчете, что Тр[оцкий] и другие станут опять лояльными, либо мы рискуем превратить ЦК и его органы в неработоспособные учреждения, а в ближайшем будущем схлопочем себе большую бузу в партии во вред делу и единству;

8) Возможно, что после этого Зиновьев подаст в отставку по ИККИ. Мы ее должны принять. Во всяком случае после вывода из Политбюро Зин[овьев] не может быть уже предом (председателем Исполкома Коминтерна - Н.К. ) - это поймут все секции и сделают сами необходимый вывод. Мы перейдем тогда от системы преда к системе секретариата в ИККИ. Это будет разоружение группы Зиновьева и ликвидация зиновьевской линии на наглость в деле подготовки раскола (вспомните слова о Стокгольме на съезде!);

9) Уверяю вас, что в партии и в стране пройдет это дело без малейших осложнений, - Зиновьева не пожалеют, ибо знают его хорошо…»

Из приведенного письма явствует, что генсек основательно подготовил почву для успешного проведения политико-организационной акции против некоторых членов объединенной оппозиции. Он бил не сразу по всем, а тщательно выбирал цели, тем самым разъединяя своих противников. Тактика дозированного наступления была излюбленной тактикой Сталина. Это было хорошо известно его оппонентам, однако серьезного противоядия против такой тактики они так и не нашли.

Состоявшийся в июле 1926 года пленум ЦК фактически стал первым этапом их организационно-политического разгрома. Пленум принял решение, согласно которому Зиновьев как главный организатор (а точнее дезорганизатор) работы в аппарате Исполкома Коминтерна и как один их главных лидеров оппозиции был исключен из состава членов Политбюро. М. Лашевич выведен из состава кандидатов в члены ЦК. Но это была лишь одна сторона медали. Другой ее стороной явилось довольно значительное изменение состава руководящих органов ЦК, избранных всего лишь полгода назад. Вместо Зиновьева членом Политбюро стал Рудзутак, поддерживавший Сталина. В состав кандидатов в члены ПБ были избраны последовательные сторонники генсека Орджоникидзе, Андреев, Киров, Микоян и Каганович. Невооруженным взглядом было видно, что Сталин готовит почву для коренного изменения состава руководящих органов ЦК с тем, чтобы доминирующие позиции в них занимали его сторонники.

На июльском пленуме ЦК оппозиция снова попыталась использовать в целях личной дискредитации Сталина и его общего политического курса Завещание Ленина, о котором уже речь шла как в первом томе, так и в предшествующих главах второго тома. Здесь необходимо сделать лишь небольшие дополнения и пояснения. Прежде всего - чем объяснить сам факт постановки данного вопроса именно в этот период? Лидеры оппозиции не могли не видеть, что генсек шаг за шагом сводит к минимуму возможности оппозиции для политического наступления на него, поле активных действий против Сталина уменьшалось, как шагреневая кожа. В критической для себя обстановке они сочли необходимым подкрепить свои шаткие позиции личными нападками на Сталина, используя для этого авторитет Ленина и его критические замечания в адрес генсека. С этой целью Зиновьев вновь поднял вопрос о том, что Ленин якобы порвал со Сталиным все отношения и что, в соответствии с логикой оппозиции, генсек не заслуживает политического доверия. Соответственно, не заслуживает одобрения и поддержки его политический курс.

Сталин, естественно, не остался в долгу. Он уже в который раз вынужден был не то чтобы оправдываться, но объяснять подлинный характер своих отношений с Лениным в последний период жизни вождя большевизма. В письменном заявлении пленуму по личному вопросу он писал: «Ленин никогда «не рвал» со мной личных товарищеских отношений, - это сплетни потерявшего голову человека. О личных отношениях Ленина ко мне можно судить хотя бы по тому факту, что Ленин во время болезни несколько раз обращался ко мне с такими ответственнейшими поручениями, с какими он не обратился бы никогда и не пробовал обратиться ни к Зиновьеву, ни к Каменеву, ни к Троцкому. Члены Политбюро и гг. Крупская и Мария Ильинична знают об этих поручениях» .

М.И. Ульянова - сестра Ленина - обратилась с письмом в адрес пленума (уже после окончания его работы), в котором задним числом поддержала Сталина и заявила, что «все толки оппозиции об отношении В.И. к Сталину совершенно не соответствуют действительности. Отношения эти были и остались самыми близкими и товарищескими» .

Проблема Завещания Ленина играла в политической судьбе Сталина столь важную роль не только вплоть до смерти самого генсека, но и после нее, поэтому вольно или невольно к ней приходится частенько возвращаться. Тем, кто интересуется этим вопросом, можно порекомендовать обстоятельное, фундаментальное исследование В.А. Сахарова, на которое я ссылался выше. Замечу лишь, что не со всеми выводами автора можно согласиться. Порой они вызывают определенные возражения. И дело здесь не в голословности или отсутствии соответствующих документальных материалов - они как раз и составляют сильную сторону данной работы. Ряд положений и выводов, содержащихся в книге, мне представляются несколько категоричными и слишком пристрастными. Что, однако, в целом не снижает ценности указанной книги.

Возвращаясь к нити нашего повествования, следует особо подчеркнуть, что общей особенностью стратегии и тактики Сталина в борьбе против оппозиции выступало сочетание методов политической дискредитации своих противников, развенчание их политической платформы и доказательство гибельности путей дальнейшего развития страны, которые предлагала оппозиция. Это - с одной стороны. С другой стороны - политико-идеологические меры Сталин дополнял решительными шагами по исключению их из состава руководящих партийных органов. Причем он не просто устранял своих оппонентов с ключевых постов, но заменял их сторонниками собственной платформы, а если говорить точнее - людьми, преданными ему лично. Именно такое сочетание методов, по мысли генсека, должно было обеспечить не какую-то временную победу над оппозицией, а ее полный и окончательный разгром. К тому времени Сталин - и без того обладавший богатейшим опытом внутрипартийной борьбы - приобрел колоссальный, я бы даже сказал, уникальный опыт внутрипартийного противоборства. Он овладел этим искусством сполна и стал не просто мастером, а непревзойденным гроссмейстером внутриполитических схваток и противоборств. Его основные противники в сопоставлении с ним выглядели порой достаточно тускло и невыразительно. Однако не это филигранное мастерство генсека в сфере внутрипартийных баталий играло роль решающего фактора успеха.

Следует подчеркнуть, что первопричину успеха Сталина в борьбе с оппозицией неверно было бы искать только в правильно выбранной им стратегии и тактике. Какими бы изощренными или коварными ни были его методы, они едва ли увенчались успехом, если бы он не располагал решающим преимуществом - он отстаивал линию, которую в своем подавляющем большинстве разделял не только партийный аппарат, в той или иной степени подконтрольный генсеку, но и подавляющее большинство членов партии. В этом и состоял главный источник его победы.

Июльский пленум 1926 г. был отмечен серьезными атаками на Сталина и его политический курс. Обвинения оппозиции в концентрированном виде были изложены в та называемом «заявлении 13-ти», среди подписантов которого, помимо Троцкого, Зиновьева и Каменева, находилась и вдова Ленина Н. Крупская. «Заявление 13-ти» содержало острую критическую оценку всех основных направлений политики генсека: в области курса индустриализации, политики в деревне, в сфере международных дел. Но центральным вопросом был вопрос о бюрократическом перерождении партийного аппарата, бюрократических извращений в государстве в целом. Корень и причину всех этих «зол» оппозиция видела в Сталине, она била в набат, акцентируя внимание на том, что генсек взял курс на отсечение от руководства ближайших сподвижников Ленина (т. е. Зиновьева, Каменева и Троцкого - Н.К. ). Его прямо обвиняли в том, что он поставил своей целью «реорганизовать Политбюро в том смысле, чтобы отсечь ряд работников, принимавших участие в руководящей работе при Ленине, и заменить их новыми элементами, которые могли бы составить надлежащую опору для руководящей роли тов. Сталина. План этот встречал поддержку со стороны тесно спаянной группы ближайших сторонников тов. Сталина, наталкиваясь, однако, на сопротивление со стороны других элементов, отнюдь не примыкающих к какой-либо «оппозиции». Именно этим объясняется без сомнения решение руководящей группы проводить план по частям, пользуясь для этого каждым подходящим этапом» .

И заключительным аккордом заявления стало следующее предостережение: «Вместе с Лениным, который ясно и точно формулировал свою мысль в документе, известном под именем «Завещания», мы на основании опыта последних лет глубочайшим образом убеждены в том, что организационная политика Сталина и его группы грозит партии дальнейшим дроблением основных кадров, как и дальнейшими сдвигами с классовой линии. Вопрос идет о руководстве партии, о судьбе партии» .

Но все эти предостережения и апелляции в чем-то напоминали глас вопиющего в пустыне: основная масса членов партии поддерживала линию генсека. О партийном же аппарате и говорить излишне - он по существу был под контролем Сталина. Хотя, конечно, нельзя было считать, что партийный аппарат уже в тот период был абсолютно послушным власти только Сталина. Последний свою волю проводил через высшие руководящие органы партии, т. е. опирался на вполне легитимные инструменты власти, так что внешне все выглядело вполне пристойно. Для понимания и объективной оценки тогдашней ситуации в партии необходимо не упускать из виду и большевистских традиций, важнейшей из которых являлось неукоснительное соблюдение дисциплины и строгое выполнение партийных решений. Культ партийной дисциплины стал одним из важнейших источников успехов Сталина в борьбе со своими оппонентами. В конце концов, при самом критическом отношении к Сталину, нельзя отрицать одного - действовал он в рамках принятых тогда в партии традиций и на основе партийных решений, которые ему удавалось проводить как на съездах, так и на пленумах ЦК.

В ряде современных исследований того периода жизни нашей страны главный акцент делается на том, что, мол, сама природа советского строя, а не только власть партийного аппарата, подконтрольного генсеку, предопределяла процесс концентрации власти в руках Сталина. Так, российский историк Г. Гимпельсон в своей работе пишет: «И все же при всей огромной роли партийного аппарата в создании «великого вождя» главное, ключевое значение в этом имел характер советской однопартийной политической системы, в которой был заложен принцип «вождизма», продуктом которой был сам партийно-государственный аппарат с номенклатурой во главе.

Диктатура партии с совмещением (вернее, с подменой) государственной власти, с крайней ее централизацией и концентрацией на самом верху, при жесткой партийной дисциплине и неукоснительном выполнении постановлений - «директив», исходящих от Центрального комитета партии - все это создавало благоприятные предпосылки для сосредоточения власти в руках одного лица - Генерального секретаря ЦК Коммунистической партии» .

При всем критическом отношении к работе указанного историка (а она выполнена в заранее заданном политико-идеологическом ключе, что и снижает ее научную ценность) следует признать, что доля истины в такой интерпретации проблемы есть. Другой вопрос (и это, на мой взгляд, главное) - какую историческую альтернативу можно было противопоставить основополагающим принципам государственного строительства в тот исторический период развития нашей страны - либеральную многопартийность или «процесс демократизации», приведший страну в конце минувшего века к распаду - современные «демократы» и либералы всех мастей, конечно, однозначно выскажутся в пользу именно второго варианта. Этот их закономерный политический и идеологический выбор очевиден. Но для тех, кто оперирует не абстрактными понятиями, а учитывает суровые исторические реальности соответствующей исторической эпохи, ответ не столь однозначен и не столь категоричен. Оценивать историю и ее важные периоды через призму современности, разумеется, допустимо. Но этот путь большей частью ведет не к познанию истины. А скорее к заблуждениям и однобоким выводам.

В борьбе с объединенной оппозицией главный упор Сталин делал на том, чтобы не просто лишить ее лидеров сколько-нибудь заметной поддержки в партийных рядах, но и доказать, что вся партия решительно и категорически отвергает платформу оппозиции. С этой целью осенью 1926 года была проведена дискуссионная кампания, тщательно подготовленная и отрежиссированная сталинской группировкой. Заранее предрешенные итоги дискуссии дали возможность подготовить и поставить вопрос об оппозиции на октябрьском объединенном пленуме ЦК и ЦКК 1926 года. Пленум признавал невозможной работу Зиновьева в Коммунистическом Интернационале ввиду того, что он не выражает линии ВКП(б) в Коминтерне. Этим же постановлением Троцкий освобождался от обязанностей члена Политбюро, а Каменев - кандидата в члены Политбюро. Состоявшаяся вскоре XV-я конференция ВКП(б) приняла развернутую резолюцию «Об оппозиционном блоке в ВКП(б)». Троцкистско-зиновьевский блок не получил на конференции ни одного голоса, что свидетельствовало не только об успехе сталинской стратегии и тактики борьбы, но и о повсеместном вытеснении оппозиции из партийных органов среднего уровня.

Логика внутрипартийной борьбы толкала оппозицию к каким-то новым действиям и методам. Она прибегла к созданию нелегальных организаций, что фактически поставило вопрос о «возможности существования двух партий». Проводились нелегальные собрания и встречи, для участия в которых лидеры оппозиции старались привлечь и рабочих Но все это было - занятие, заранее обреченное на неизбежное поражение. Подобная линия поведения оппозиции давала Сталину в руки лишь новые, причем весьма убедительные, аргументы в доказательство того, что лидеры оппозиции все больше становятся на путь борьбы уже не только против партии, но и против Советской власти. На объединенном пленуме ЦК и ЦКК в июле-августе 1927 года большинство пригрозило Зиновьеву и Троцкому исключением из членов ЦК в случае продолжения фракционной деятельности. Однако оппозиция продолжала добиваться своего. Весьма любопытно, как современная российская историография в лице ее некоторых специалистов оценивает действия обеих противоборствовавших сторон в тот период: «В 1927 г. борьба оппозиции с ЦК уже утратила характер борьбы за власть и превратилась в кампанию последовательной и хорошо организованной травли оппозиционеров перед окончательной расправой, а также свидетельствовала о революционном темпераменте и незаурядных бойцовских качествах лидеров оппозиции. В условиях полного господства сталинской группировки над партийно-государственным аппаратом страны, оппозиционеры могли рассчитывать лишь только на то, что какой-нибудь новый Горький скажет о них: безумству храбрых поем мы песню. Попытки выйти на улицу и организовать манифестации во время празднования 10-летней годовщины Октябрьской революции лишь доказывали совершенное истощение всех организационных возможностей оппозиции» .

В конце мая 1927 года Троцкий, Каменев, Зиновьев и другие оппозиционеры направили в Политбюро ЦК ВКП(б) письмо-платформу, подписанную 83 участниками объединенной оппозиции. В «заявлении 83-х» теория о возможности построения социализма в одной стране объявлялась мелкобуржуазной, не имеющей ничего общего с марксизмом. В платформе пропагандировались капитулянтские по своей сущности требования уступок иностранному капиталу в области концессионной политики, что могло повести к подрыву экономической самостоятельности СССР. Вновь поднималась на щит идея «сверхиндустриализации», вытекающая из оценки большинства населения страны - трудящегося крестьянства - как враждебной социалистическому строительству общественной силы.

Но наиболее существенными новыми моментами в борьбе объединенной оппозиции против политики большинства ЦК, поддерживавшего Сталина, явились два новых тезиса. Именно эти два тезиса довели противостояние до крайней точки и фактически предопределили окончательное поражение оппозиции.

Первый тезис о термидорианском перерождении партии фактически обозначил пропасть, через которую нельзя было перешагнуть, даже если бы у группировки Сталина было, скажем условно, хотя бы малейшее желание достичь какого-нибудь компромисса и тем самым в некоторой степени нормализовать обстановку в партии. Позиция Троцкого достаточно детально отражена в его мемуарной книге «Моя жизнь» и помещенных в 3 и 4 томах документальных материалах «Архива Троцкого». Внимательное знакомство со всеми этими свидетельствами позволяет сделать вполне определенный вывод, что Троцкий, Зиновьев и их сторонники фактически выдвинули тезис о термидоре советской власти, т. е. ее перерождении. Правда, сделано это было с явными оговорками и всякого рода экивоками: мол, существует реальная опасность термидора и что выход есть, и он состоит в том, если партия прислушается к голосу оппозиции и откажется от губительных для страны курса и практических действий. Фактически оппозиция дала в руки генсека и его сторонников сильнейшее оружие для борьбы с самой оппозицией. Как ни пытался Троцкий откреститься от обвинений в том, что он защищал тезис о термидорианском перерождении партии и советского режима в целом, объективный анализ материалов показывает: такое обвинение имело место, и именно это обвинение, выражаясь фигурально, как раз и выбило почву из-под ног Троцкого и его сторонников.

Второй тезис - аналогия с Клемансо. Суть этого тезиса сводилась по существу к трактовке проблемы соотношения пораженчества и оборончества в условиях существования советской власти. Троцкий приводил в своих выступлениях пример того, как во время первой мировой войны видный французский государственный и политический деятель Клемансо в один из трудных для Франции периодов противоборства с Германией, когда немецкие войска находились недалеко от Парижа, выступил за смену власти с тем, чтобы новая власть повела более решительную борьбу против немцев. Эта аналогия содержала в себе «тонкий намек на толстые обстоятельства»: мол, оппозиция и есть та сила, которая способна обеспечить стране победу, а линия, проводимая Сталиным, ведет страну к неминуемому поражению в связи с вероятностью военного столкновения с капиталистическими державами.

В советской историографии утверждалось, что Троцкий в письме на имя председателя ЦКК Г.К. Орджоникидзе заявил, что в случае интервенции и приближения вражеских войск к Москве оппозиция будет добиваться свержения существующей власти. Это заявление, прикрываемое фразами об «условном оборончестве» оппозиции, говорило об ее отказе защищать диктатуру пролетариата, то есть о самом настоящем пораженчестве в отношении СССР. В сборнике «Архив Троцкого» это письмо не помещено (непонятно - по каким причинам?). Другие же материалы носят довольно противоречивый характер: они не дают возможности точно и категорически утверждать или отрицать, что Троцкий придерживался именно такой позиции. По крайней мере, дыма без огня не бывает. И Сталин, при самой активной поддержке Рыкова и Бухарина, использовал оба выдвинутых оппозиционерами тезиса для того, чтобы нанести им смертельный удар. Собственно говоря, они сами поставили себя под этот удар. Вернее, логика внутрипартийной борьбы имеет свои законы и они с неотвратимостью привели к тому, что оппозиция фактически выступила с призывом к свержению существующей власти. А если соединить это с тем, что они создавали свои подпольные партийные ячейки, имели свою внутреннюю дисциплину, структуру и т. д., то речь в принципе шла о попытках создать вторую партию внутри существующей, обладавшей монополией на власть.

Не надо было быть особенно прозорливым, чтобы понять, что такая постановка вопроса, даже если она и маскировалась всевозможными оговорками и т. п. уловками, сплачивала не только большинство ЦК, но и всю партию под знаменем генсека, отстаивавшего единство партии и уставные партийные нормы и большевистские традиции неукоснительного подчинения партийной дисциплине.

Сталин - и это неоспоримый факт - умело использовал в своей борьбе с оппозицией все эти факты. Причем делал это весьма умело, даже с чувством сарказма, который нередко проглядывает в его выступлениях. В речи на пленуме ЦК в августе 1927 года, рассматривавшем вопросы борьбы с оппозицией, он, в частности, говорил: «Мелкобуржуазная дряблость и нерешительность» - это, оказывается, большинство нашей партии, большинство нашего ЦК, большинство нашего правительства. Клемансо - это Троцкий с его группой. (Смех .) Если враг подойдёт к стенам Кремля километров на 80, то этот новоявленный Клемансо, этот опереточный Клемансо постарается, оказывается, сначала свергнуть нынешнее большинство именно потому, что враг стоит в 80 километрах от Кремля, а потом взяться за оборону. И если это удастся сделать нашему опереточному Клемансо, то это, оказывается, и будет настоящей и безусловной обороной СССР.

А для того, чтобы сделать это, он, Троцкий, т. е. Клемансо, постарается предварительно «вымести» этот «мусор» «в интересах победы рабочего государства». А что это за «мусор»? Это, оказывается, большинство партии, большинство ЦК, большинство правительства.

Так вот, оказывается, что, когда враг подойдёт на расстояние 80 километров к Кремлю, этот опереточный Клемансо будет заниматься не тем, чтобы оборонять СССР, а свержением нынешнего большинства партии. И это называется у него обороной!» .

Надо подчеркнуть, что тезис о Клемансо стал ахиллесовой пятой всей платформы оппозиции. Он оттолкнул от нее даже тех, кто разделял некоторые другие взгляды оппозиции, в частности ее критику процессов бюрократизации аппарата и всей государственной жизни. Сталин, как искуснейший полемист, сконцентрировал свои удары по оппозиции именно на развенчании данного тезиса. Причем ставил вопрос, что называется, ребром. Он подчеркивал: «…Троцкий, давая этот лозунг, эту формулу насчёт Клемансо, обусловливал оборону СССР известным пунктом о смене руководства в нашей партии и руководства Советской властью. Только слепые этого не поймут. Если у Троцкого не хватает мужества, элементарного мужества признать свою ошибку, то виноватым будет в этом он сам» .

Подробное рассмотрение всех перипетий борьбы Сталина с объединенной оппозицией не вмещается в рамки моей работы. Замечу лишь, что Сталин использовал не только все, так сказать, легитимные формы борьбы, но и в ряде случаев прибег к помощи органов политического надзора и сыска. В частности, органы ОГПУ вели непосредственную слежку за действиями лидеров оппозиции и в ряде случаев прибегли к провокационным приемам.

Но отнюдь не в пределах традиционного понимания партийной дисциплины и устава вела свою деятельность и оппозиция. Во время празднования 10-летнего юбилея Октябрьской революции лидеры оппозиции попытались устроить в Москве, Ленинграде и в некоторых других городах свои параллельные демонстрации. Это уже, вне всякого сомнения, выходило за рамки внутрипартийной борьбы. Тем более что сторонников оппозиции оказалось ничтожно мало.

Сталин, как известно, обладал большой выдержкой и терпением. Он всегда умел выбрать нужный момент для нанесения удара по своим противникам. Если не было соответствующего повода, то он старался создать его. В данном же случае в этом и не было нужды: вожди оппозиции прямо и открыто выступили против законной власти, тем самым переступив грани, отделяющие внутрипартийную борьбу от борьбы против Советской власти. Генсек не преминул воспользоваться этим, Объединенный пленум ЦК и ЦКК, состоявшийся в октябре 1927 года, исключил Троцкого и Зиновьева из состава ЦК, мотивировав это тем, что они «обманули партию и грубейшим образом нарушили взятые ими на себя обязательства, не только не уничтожив «элементов фракционности», но, наоборот, доведя фракционную борьбу против партии и ее единства до степени, граничащей с образованием новой антиленинской партии совместно с буржуазными интеллигентами» . В своей речи на пленуме Сталин счел необходимым особо затронуть вопрос о том, почему именно против него оппозиция нацеливает главные удары. Ведь в тот период активную борьбу против троцкистско-зиновьевской оппозиции вели Бухарин, Рыков и Томский, - будущие оппоненты Сталина. Причем надо отметить, что Бухарин проявлял здесь исключительную активность, сосредоточив, как теоретик, усилия на развенчании теоретических положений, легших в основу оппозиционной платформы. Но ни Бухарин, ни его политические друзья - Рыков и Томский - не были главными мишенями оппозиционных атак. Генсек следующим образом объяснил причины того, почему именно он является основным объектом нападок;

«Прежде всего о личном моменте. Вы слышали здесь, как старательно ругают оппозиционеры Сталина, не жалея сил. Это меня не удивляет, товарищи. Тот факт, что главные нападки направлены против Сталина, этот факт объясняется тем, что Сталин знает, лучше, может быть, чем некоторые наши товарищи, все плутни оппозиции, надуть его, пожалуй, не так-то легко, и вот они направляют удар прежде всего против Сталина. Что ж, пусть ругаются на здоровье.

Да что Сталин, Сталин человек маленький. Возьмите Ленина. Кому не известно, что оппозиция во главе с Троцким, во время Августовского блока, вела ещё более хулиганскую травлю против Ленина…

Можно ли удивляться тому, что Троцкий, так бесцеремонно третирующий великого Ленина, сапога которого он не стоит, ругает теперь почём зря одного из многих учеников Ленина - тов. Сталина.

Более того, я считаю для себя делом чести, что оппозиция направляет всю свою ненависть против Сталина. Оно так и должно быть. Я думаю, что было бы странно и обидно, если бы оппозиция, пытающаяся разрушать партию, хвалила Сталина, защищающего основы ленинской партийности».

Конечно, читая эти строки сейчас, абсолютно бесспорным предстает определенное лицемерие и даже ханжество генсека. Он явно прибеднялся, изображая из себя маленького человека. Кому-кому, а уж ему были хорошо известны истинные размеры колоссальной власти и влияния, которыми он пользовался. Прикрываясь почетным званием всего лишь одного из учеников Ленина, он явно лукавил. Причем все это было рассчитано не на руководящий костяк партии, хорошо осведомленный о реальном положении Сталина и его роли, а на широкую партийную и беспартийную массу. Именно прежде всего к ней и апеллировал генсек. В дальнейшем, на протяжении всей своей политической карьеры, Сталин не раз прибегал к такого рода приемам. Даже тогда, когда его превозносили до небес и фактически изображали неким демиургом, от воли которого зависит все. Но такова уж была натура этого человека. И разобраться в нем не так-то просто.